– Она говорит, чтоб я убиралась вон! – сказала Грес. – Старая скотина! Потому, что я задолжала ей четыре доллара, она выставила мой сундук в переднюю и заперла дверь на ключ. Мне некуда идти. У меня нет ни одного цента…
– У тебя вчера были деньги! – сказала Мейда.
– Я купила на них моё платье, – сказала Грес. – Я думала, что она подождёт с квартирной платой до будущей недели.
Всхлипывание – рыдание, рыдание – всхлипывание. Ничего не поделаешь: Мейдиным четырём долларам пришлось появиться на свет.
– Прелесть моя ненаглядная! – воскликнула Грес, превратившаяся из солнечного заката в радугу. – Я сейчас заплачу этой подлой старой ведьме, а потом примерю своё платье. По-моему, оно божественное. Поднимись ко мне и посмотри. Я выплачу тебе эти деньги по доллару в неделю – честное слово.
День благодарения.
Обед был назначен в полдень. Без четверти двенадцать Грес проскользнула в комнату Мейды. Да, она выглядела очаровательной. Красный цвет был словно создан для неё. Мейда сидела у окна в старой шевиотовой юбке и в голубой блузке, штопая свой чул… виноват, занимаясь изящным дамским рукоделием.
– Ты ещё не одета? – взвизгнула девица в красном. – А что, на спине хорошо у меня сидит, посмотри-ка? Ты не находишь, что эти бархатные вставки здорово шикарны? Почему ты до сих пор не одета, Мейда?
– Моё алое платье не поспело, – сказала Мейда. – Я не пойду на обед.
– Вот ужас-то! Мне страшно жаль тебя, Мейда. Надень что-нибудь другое и пойди. Ведь будут только наши магазинные: они не осудят.
– Я мечтала об алом платье, – сказала Мейда. – Раз у меня его нет, я лучше совсем не пойду. Не беспокойся обо мне. Беги скорее, а то опоздаешь. Ты ужасно интересна в красном.
Мейда просидела у окна добрую часть дня. Обед в магазине уже прошёл. Она мысленно слышала крики девушек, вырывающих друг у дружки косточку «бери да помни», слышала, как грохотал старый Бахман над своими собственными глубоко туманными остротами; она видела бриллианты на жирной миссис Бахман, появлявшейся в магазине только в День благодарения, она видела мистера Рамзая. Он, конечно, был всё время на ногах, ловкий, проворный, внимательный, и старался, чтобы всем было хорошо.
В четыре часа дня Мейда с лицом, лишённым выражения, и с безжизненным видом медленно дошла до Шлегеля и сказала ему, что не может уплатить ему четыре доллара, которые она должна ему за платье.
– Donnerwetter![27] – сердито воскликнул Шлегель. – Отчего это у вас такой унылый вид? Заберите ваше платье. Оно готово. Когда-нибудь заплатите. Разве я не вижу, как вы проходите мимо моего магазина каждый день уже два года? Оттого, что я шью платья, я не должен понимать людей? Вы мне потом заплатите, когда сможете. Забирайте платье. Оно мне очень удалось. Вы будете в нём очень хорошенькой. Да. Заплатите, когда сможете…
Мейда прошептала миллионную часть благодарности, наполнявшей её сердце, и убежала со своим платьем. Когда она выходила из магазина, хлёсткая струя дождя ударила её по лицу. Она улыбнулась, не почувствовав этого.
О, вы, дамы, разъезжающие за покупками в экипажах, вы её не поймёте. Девушки, гардероб которых заполняется за счёт вашего папаши, вам тоже не понять, почему Мейда не почувствовала холодной струи благодарственного дождя.
В пять часов она вышла на улицу в своём алом платье. Дождь усилился и поливал её непрерывным потоком, подгоняемым ветром. Люди спешили домой или в трамвай, закрывшись зонтиками и плотно застегнув макинтоши. Многие удивлённо оборачивались на красивую, спокойную девушку со счастливыми глазами, которая шла в алом платье среди бури, словно прогуливалась в саду под летними небесами. Я уже сказал, что вам не понять её, дамы с туго набитыми кошельками и гардеробными шкафами; вы не знаете, что значит жить в постоянной тоске по красивым вещам и недоедать в течение восьми месяцев, чтобы свести воедино алое платье и праздничный день. Что ей теперь до дождя, града, вихря, снега, циклона?
У Мейды не было ни зонтика, ни галош. На ней было только алое платье, и она шла в нём по улице. Пускай стихия разыгрывается вовсю. Изголодавшееся сердце должно получить хоть одну крупицу за год. Дождь лил на неё и стекал с её пальцев.
Какой-то мужчина показался из-за угла и загородил ей дорогу. Она подняла глаза и встретила взгляд мистера Рамзая, сверкавший восхищением и сочувствием.
– О мисс Мейда! – сказал он. – Вы положительно великолепны в вашем новом платье. Я был ужасно разочарован, не видя вас за обедом. Из всех девушек, которых я знаю, вы проявляете больше всего здравого смысла и разума. Ничего не может быть полезнее для здоровья и ничто так не укрепляет дух, как ваша манера бравировать погодой… Разрешите мне пройтись с вами?
Мейда покраснела и чихнула.
На чердаке