Последний лист

Звездою меблированных комнат миссис Дэмпси был мистер Брунелли. Он носил жёлтый галстук и аккуратно платил за комнату, что отличало его от прочих жильцов. Одевался он великолепно, цвет лица у него был оливковый, усы у него были свирепые, манеры у него были актёрские, а кольца и булавки для галстука умопомрачительнее, чем у зубного врача.

Он кушал утренний завтрак у себя в комнате и надевал для этого красный халат с зелёными кисточками. Он выходил из дому в полдень и возвращался в полночь. Это были таинственные часы, но в жильцах миссис Дэмпси не было ничего таинственного, кроме того, что не было таинственно.

Мистер Брунелли, будучи человеком чувствительным и притом латинской расы, скоро начал спрягать с Кэти глагол amare[32], прибегая преимущественно к настоящему времени и к действительному залогу. Кэти решила поговорить по этому поводу с матерью.

– Конечно, он мне нравится, – сказала Кэти. – В нём одном больше деликатности, чем в двадцати кандидатах в городские гласные, и я чувствую себя королевой, когда иду рядом с ним. Но кто он – я не знаю. У меня есть подозрение. В один прекрасный день он окажется бароном – и прощай квартирная плата.

– Это верно, – соглашалась миссис Дэмпси, – что он какой-то подозрительный аристократ; уж больно он образованно говорит для настоящего джентльмена. Но, может быть, ты ошибаешься на его счёт? Ты никогда не должна подозревать в благородном происхождении человека, который платит наличными.

– У него такие же повадки и в разговоре, и во всей жестикуляции, – вздохнула Кэти, – как у того французского аристократа, который снимал комнату у миссис Тул. Помнишь, он сбежал с праздничными штанами мистера Тула и оставил в обеспечение не уплаченной им за два с половиной месяца квартирной платы только фотографию Бастилии, родового замка своего дедушки?

Мистер Брунелли продолжал ухаживать за Кэти и расточать калории своей влюблённости. Кэти продолжала колебаться. В один прекрасный день он пригласил её отобедать с ним в ресторане, и она почувствовала, что развязка приближается. Пока они едут в ресторан – Кэти в своём лучшем муслиновом платье, – вы должны воспользоваться антрактом и кинуть взгляд на нью-йоркскую богему.

Ресторан Тонио в Богемии. Точный адрес его – секрет. Если вы хотите знать, где он помещается, спросите первого встречного. Он вам скажет – шёпотом. Тонио идёт вразрез с модой; фасад его тёмный и неприветливый; обед у него довольно скверный; он закрывается как раз в обеденные часы. Но он готовит макароны с таким мастерством, с каким в пансионе готовят холодную телятину, и он положил немало долларов на свой текущий счёт в Banco di… di что-то такое с множеством гласных, выведенных золотом по стеклу.

В этот ресторан мистер Брунелли повёл Кэти. В окнах было темно, и шторы были опущены; но мистер Брунелли нажал кнопку электрического звонка – и их впустили.

Они прошли через длинный, узкий коридор в светлую и безупречно чистую кухню, прошли её насквозь и очутились на заднем дворе.

Стены соседних домов ограничивали три стороны двора, а высокий дощатый забор с усевшимся на нём котом – четвёртую.

На высоко подвешенных верёвках сушилось бельё. Это было бутафорское бельё.

Десятка полтора маленьких столиков, стоявших на голой земле, были заняты меценатами богемы. Они стремились сюда потому, что Тонио делал вид, что не интересуется ими, и прикидывался, будто даст им хороший обед. Было здесь и несколько представителей настоящей богемы, явившихся сюда, чтобы освежиться, потому что им надоела настоящая богема.

Мистер Брунелли усадил Кэти за маленький столик, отгороженный растениями в кадках, и попросил Кэти извинить его: ему нужно на минуту удалиться.

Кэти сидела очарованная зрелищем, которое показалось ей пленительным. Светские дамы в великолепных платьях, в шляпах с перьями и сверкающими кольцами на пальцах; изящные джентльмены, которые так громко смеялись; крики: «Гарсон» и «Вуй, монсью»; оживлённая болтовня, дым от папирос, обмен улыбками и взглядами – всё это оживление и великолепие ошеломили дочь миссис Дэмпси и лишили её способности двигаться.

Мистер Брунелли вышел на середину двора и покрыл всю компанию своими улыбками и поклонами. За всеми столиками хлопали в ладоши. Некоторые кричали: «Браво», другие: «Тонио, Тонио!» Дамы махали ему салфетками, мужчины выворачивали себе шеи, чтобы поймать его поклон.

Когда овации кончились, мистер Брунелли, сделав заключительный поклон, проворно вошёл в кухню и скинул с себя пиджак и жилет.

Флагерти, проворнейший «гарсон» среди лакеев, был специально приставлен к столику, который занимала Кэти. Ей было немножко не по себе от голода, ибо рагу по-ирландски в этот день вышло у них дома особенно жидким. Пленительность неведомых блюд чаровала её. И Флагерти начал приносить ей блюдо за блюдом, божественнейшие из амброзий.