Быстро и сочувственно узнаёт белый человек белого человека в африканских джунглях; внезапно и крепко рождается духовная связь между матерью и дитятей; без колебаний сносятся хозяин и собака через неширокий пролив, отделяющий животное от человека; неизмеримо быстро проносятся краткие вести между влюблёнными. Но все эти примеры покажутся вам примерами медленного и слепого обмена симпатиями и мыслями в сравнении с примером, являемым автобусом «Обозрение Нью-Йорка». Вы узнаете (если вы до сих пор не знали), что два человеческих существа только тогда поистине быстро и глубоко запечатлеваются в сердце и душе друг друга, когда они сидят друг против дружки.
Зазвенел гонг, автобус величественно тронулся с места, и образовательное путешествие на сухопутном корабле «Глазей на столицу мира» началось.
На заднем, самом высоком месте сидели Джеймс Виллиамс из Кловерделя, в Миссури, и со вчерашнего дня миссис Джеймс Виллиамс – новобрачная.
Наберите, друг наборщик, чёрненьким это последнее слово – слово из слов в откровении жизни и любви. Запах цветов, взятка пчелы, первый плеск вешних вод, увертюра жаворонка, шоколадка на самой верхушке пирога творения – вот что такое новобрачная. Священна жена, почтенна матерь, соблазнительна дачная девица, но новобрачная – чек на государственный банк среди свадебных подарков, которые боги посылают человеку, берущему себе в супруги смертную.
Автобус поднимался по Бродвею. На мостике этого крейсера стоял капитан и в рупор провозглашал пассажирам дива дивные большого города. С открытыми ртами, развесив уши, внимали они описанию чудес, развёртывавшихся перед их глазами. Смущённые, возбуждённые осуществлением мечты, взлелеянной ими в провинции, они пробовали отвечать глазами на антифоны рупора. В величественном стрельчатом соборе они видели особняк Вандербильта[30], в переполненном, как улей, массиве Центрального вокзала они с удивлением видели скромную хижину Расса Сейджа, в горах строительного мусора, навороченных по пути прокладки канализации, они видели холмы Гудзона.
Но я попрошу вас обратить внимание на миссис Джеймс Виллиамс – вчера ещё она была Хетти Чалмерс, красоткой Кеверделя. Светло-голубой – цвет новобрачной; она имеет на него право. И этот цвет почтила своим выбором миссис Виллиамс. Бутон розы охотно уступил её щёчкам от своего свежего розового, а что касается фиалок… её глаза хороши и так, как они есть… не извольте беспокоиться, фиалка. Бесполезная полоска белой кисеи – или белого шифона, или, может быть, это был тюль – была завязана у неё под подбородком, прикидываясь, будто она удерживает на месте её шляпу. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что это делали шпильки, а не она.
И на лице миссис Джеймс Виллиамс была собрана маленькая хрестоматия из лучших в мире мыслей в трёх томах. Том I содержал в себе мысль, что Джеймс Виллиамс – прекрасный человек. Том II заключал в себе этюд о мире, доказывающий, что мир – прелестное местечко. Том III заключал в себе убеждение, что, восседая на самом высоком месте в автобусе «Обозрение Нью-Йорка», они ехали с головокружительной и побивающей все рекорды быстротой.
Джеймсу Виллиамсу, как вы, наверное, догадались, было около двадцати четырёх. Он был хорошо сложён, энергичен, силён, добродушен, в приподнятом настроении. Он совершал своё свадебное путешествие.
Дорогая фея, будь любезна, аннулируй все эти ордера и на богатство, и на автомобили в сорок лошадиных сил, и на славу, и на новые волосы на лысой голове, и на пост председателя спортивного клуба. Вместо всего этого поверни чуточку назад колесо времени и дай нам кусочек… ну самую чуточку… нашей свадебной поездки. Ну хоть часок, милая фея, чтобы мы могли вспомнить, как выглядели трава, и тополя, и этот бант у неё под подбородком – даже если не эти ленты в действительности держали её шляпу, а шпильки. Не можешь, феечка? Ну, что же делать. Тогда поспешим с автомобилем в сорок лошадиных сил и с акциями «Стандард ойл».
Как раз против миссис Виллиамс сидела девушка в широкой коричневой жакетке и соломенной шляпке, украшенной виноградом и розами. Только во сне и у модисток, увы, розы и виноград произрастают на одном и том же стебле. Эта девушка смотрела большими голубыми глазами, такими доверчивыми, когда рупор провозглашал свою сентенцию, будто мы все должны чрезвычайно интересоваться миллионерами. В перерывах между громами объяснителя она укрывалась под защиту философии Эпиктета – в форме пепсиновой жевательной мастики.
Направо от девушки сидел молодой человек лет двадцати четырёх. Он был хорошо сложён, энергичен и добродушен, но если его приметы подходят как будто бы к приметам Джеймса Виллиамса, то заметьте, что в нём-то не было решительно ничего провинциального. Этот человек принадлежал людным улицам и острым углам. Он пристально смотрел кругом, словно он завидовал, что те, на которых он смотрел вниз со своего насеста, попирают ногами привычный ему асфальт.