Последний Магистр

И, круто развернувшись, она решительно направилась прочь от шумных рядов и крикливых торговок. Горло саднило, и хотелось плакать.

– Ну какая же ты дура, Тиннат… Оплакивать того, кому ты никогда не была нужна… глупо это.

Малыш догнал ее и, сопя, пошел рядом, но Лисица не желала даже смотреть на него. Ей хотелось остаться одной, чтобы никто не заметил, как ей плохо и больно.

Так, не обменявшись более ни единым словом, они свернули на улицу Горшечников, туда, где двор Тиннат занимал добротный домишко. Дождь, который едва накрапывал, вдруг припустил во всю силу, норовя забраться за шиворот; под ногами звучно захлюпала грязь. Лисица тихо выругалась – а ведь как хорошо день начинался!

– Пойдем быстрее, – сквозь зубы скомандовала она и ускорила шаг, не желая долго мокнуть.

Навстречу им сквозь мутную пелену дождя кто-то шел – Тиннат видела только темный силуэт. В голове мелькнула мысль, что не очень-то приятно разгуливать по такому дождю. Малыш, сопя и отдуваясь, спешил вперед, к дому, придерживая обеими руками корзину и одновременно прячась под ней от ледяных струй ливня; он разминулся с незнакомцем, не обратив на него внимания и, добравшись до крыльца, остановился.

– Тиннат! – просочился голос сквозь шелест дождя.

Она замерла, как от удара. Затем, содрав с головы капюшон и вытирая лицо, уставилась на того, кто только что назвал ее имя.

Томми Ловкач неторопливо шел к ней, и выглядел так, как будто только-только отлучился на минутку из дому за колечком колбасы, а теперь возвращался.

– Ты? – Тиннат ощутила, как во рту собирается горечь, – Томми?!!

Вне всякого сомнения, это был Ловкач. Она узнала его потертые сапоги с безвкусными пряжками, старый бархатный костюм, который Томми снял когда-то с убитого им богача, короткий меч в аляповато украшенных ножнах… Ловкач пригладил пальцами напомаженные волосы, кудряшками вьющиеся у шеи, и подмигнул.

– А ты небось уже меня к Хаттару отправила?

– Но… – Тиннат невольно попятилась, восстанавливая дистанцию, – но… Малыш сказал…

– Малыш соврал! – вдруг рявкнул Ловкач.

И мягким, текучим движением рванулся вперед, вытянув руки… на которых в мгновение ока отросли…

Когти, сочащиеся зеленоватыми капельками яда.

Кажется, в этот миг закричал Малыш. Тиннат, подхватив юбки, отскочила в сторону, проклиная тот час, когда решила одеться порядочной женщиной. Еще мгновение ей понадобилось, чтобы выхватить небольшой кинжал из ножен на поясе…

А вместо Томми на нее, порыкивая, глядел зеркальник во всей красе: лысая голова, круглые выпученные глаза, щуплое тело, почти человеческое, покрытое серой слизью… В памяти услужливо всплыли обрывки сведений, которые были известны об этой нелюди: принимая облик умерших знакомых жертвы, зеркальник подбирается близко… так близко, что уйти от него нет никаких шансов.

– Малыш, беги! – крикнула Тиннат, – позови на помощь!

Когти темной нелюди вспороли воздух в дюйме от лица – и без труда ушли от лезвия кинжала.

И еще один безумный прыжок в проклятых тяжелых юбках… Зеркальник на расстоянии вытянутой руки… Его пасть приоткрылась, обнажились игольчатые зубы, и Лисице в этом оскале померещилась издевательская улыбочка. Мол, думаешь, что от меня можно спастись? Напрасно, милочка, на это надеешься…

Тиннат еще раз махнула кинжалом, пытаясь даже не задеть чудовище, а только припугнуть. Зеркальник зарычал, его щуплое, покрытое серой слизью тело напряглось для последнего рывка и…

Малыш возник будто ниоткуда; Тиннат только увидела, как, размахнувшись своими кинжалами, он всадил их в основание шеи зеркальника. Отскочить уже не успел: страшные когти пропахали ничем не защищенную грудь, разбрызгивая темную кровь вперемешку с ядом и слизью.

И Малыш начал падать – медленно, так, словно шуршащая пелена дождя поддерживала его щуплое тельце.

– Неет! – уже потеряв всякую способность мыслить, Тиннат рванулась вперед. Тварь медленно разворачивалась, из двух ран хлестала черная кровь, и Лисица все-таки успела нанести еще один удар. Последний. В поджарый живот.

Она дернула на себя и вниз рукоять кинжала, вспарывая с хрустом тело нелюди. Зеркальник дернулся, взвыл; его до смешного тонкие ноги подломились.

– Будь ты проклят, – взвизгнула Тиннат, опуская тяжелый кинжал на хлипкую шею, – проклят!

И, тяжело дыша, уставилась на бьющегося в агонии зеркальника. Было ясно, что он уже не поднимется; тело, и без того тщедушное, теряя кровь, начало съеживаться, усыхать…

Тиннат метнулась к Малышу, перевернула его на спину.

– Хаттар Всемогущий! Зачем, зачем ты полез? Я же сказала: зови на помощь!

Не нужно было обладать великими познаниями в области целительства, чтобы понять: Малышу оставалось совсем немного.

Он дышал тяжело, с хрипом вбирая в себя сырой весенний воздух, а взгляд его уже был устремлен за грань жизни.

– Малыш, Малыш… – Тиннат прижала его к себе, положила голову на колени, – мой бедный Малыш… Прости меня, если можешь…

Мальчишка застонал, вздрогнул всем телом.

– Лисица… я боялся… раньше…

– Что?

– Ильверс… не погиб тогда. Он сам убил… всех… чтобы остаться… у магессы.