Вернее, так ему почудилось в первое мгновение. Конечно же, то была Юна. Просто исчезла её сутуловатость и выступающие лопатки. Слегка изменился разрез её глаз, которые стали большими-пребольшими. И ещё, лицо его любимой женщины отныне обрамляла причёска из длинных, пышных и светлых волос.
Роман, преодолев первичное потрясение, бросился к Юне, бережно обнял её и нежно-нежно поцеловал в губы. И она ответила мужу тем же немым признанием, прильнув к нему.
— Милый, проводи меня к кровати, — попросила Загорцева жена. — Мне пока тяжело стоять.
— Да-да, славная моя! — поспешно подхватил он её.
И Роман догадался, что Юна специально ожидала его у окна, чтобы он смог оценить её постройневшую фигуру и другие изменения.
— Ты стала ещё красивее, — сказал он жене, уложив её в постель и целуя в лоб, словно неразумную малышку. — Хотя и «до того» ты была ничуть не менее прелестной. Всё прошло хорошо?
— Всё прошло хорошо, — порозовев, прошептала Юна, и прикрыла глаза. — Я теперь самая настоящая женщина.
— Ты никогда и не переставала быть ею, — в тон жене прошептал на ушко муж. — А я тоже принёс тебе радостную весточку.
— Какую? — распахнула она счастливые лучезарные очи.
— В конце концов, нам разрешили основать семейную колонию на Эребру. Там родятся наши дети. Много-много детишек. И история цивилизации мыслелобов продолжится.
— Да, — прошептала Юна. — Я тебе нарожаю много-много ребятишек. Для нас с тобой я сделаю всё, что смогу. И нам будет хорошо. Только на счёт цивилизации мыслелобов…, — смущённо улыбнулась она. — Не слишком ли грандиозная задача? Ведь я же биолог, и знаю назубок, что популяция, чтобы выжить, должна иметь…кгм…немалую численность…
— А мы будем очень-очень стараться! — осторожно положил голову к ней на колени Роман. — Очень! Ты поправляйся, моя милая, и я уже не отстану от тебя ни днём, ни ночью. Мы станем новыми Адамом и Евой. Мы начнём нашу историю сызнова, учтя весь предшествующий опыт. И род мыслелобов продолжится. И в нём не будет места каинам и хамам, а будут Прометеи и Пенелопы. Наши потомки будут ласковыми и чуткими, ласковыми и чуткими… Похожими на тебя…
— Ласковыми и чуткими, — повторила Юна. — Похожими на нас…
И из её лучезарных очей на мужа пролился такой океан доброты и любви, что он, наконец, согрелся. Согрелся сполна. Впервые за долгую-предолгую тысячу лет. А если у мыслелоба есть истинно тёплый семейный уголок, то от него согреется и вся безбрежная, бескрайняя, беспредельная Вселенная. И никак иначе…