Последний наказ

Впереди, у торной дороги, разбитой полозьями урусских саней, показался большой одинокий крест, чёрный от времени. Бату-хан уже усвоил, что подобные кресты урусы обычно ставят в знак поминовения душ усопших. Чьих душ ради поставлен этот крест, интересно?

— Привал — распорядился Повелитель Вселенной, и кольцо ханских нукеров разом встало, как единое многоглавое и многоногое существо — И позовите ко мне Субудая…

* * *

Солнце пробилось сквозь тучи, и главы собора святой Софии вспыхнули, споря с солнцем своим сиянием. Мимо храма сновали бесчисленные толпы горожан и гостей, мелькали меховые шапки и драные колпаки, но больше всего было тускло отсвечивающих железных шишаков и ярко начищенных богатых шеломов. Господин Великий Новгород готовился к битве.

Два человека — высокий худой воин, в доспехах, и молодая женщина, с тонким, измождённым, иссиня-прозрачным лицом, пробирались верхом через бурлящее людское половодье. Свернули наконец в тихую улочку, оттуда — в совсем незаметный переулок.

У высокого, в две сажени забора, сбитого из толстых жердин, витязь остановился. Оглядел неказистые с виду, но крепкие ворота на здоровенных железных петлях. Постучал рукоятью меча, отступил на шаг.

Послышалось шлёпанье ног по дереву, неразборчивое ворчанье.

— Кого Бог принёс?

— Привет тебе из Ижеславля, хозяин.

Хозяин охнул, заскрипел засов, и узенькая калитка в воротах отворилась

— Господи! Ратибор Вышатич! Княгиня-матушка! Да как же это… Да что же… Живы, Господи!

Всклокоченный хозяин всем видом выражал растерянную радость.

— Живы, Ждан Борисыч — без улыбки подтвердила княгиня — Всё ещё живы.

* * *

— …А у нас тут народ гудит. Слухи один другого гуще — хозяин дома, торговый агент князя Ижеславского в Новгороде, отослал слугу и хозяйку и самолично обихаживал дорогих гостей — Покупают разве только оружье да брони, а о прочем и разговору не заводи ни с кем… Не пойму я, Ратибор Вышатич — вроде к осаде дело-то идёт, и при этом никто даже кадь пшена али ржи не купит… Когда так было?

— Правильно делают — серьёзно подтвердил Ратибор — Потому как не очень долго осада та продлится, если что.

— Да неуж такая сила у Батыги? Ты на стены-то Новагородские глядел, Ратибор Вышатич? В две сажени ведь толщина-то…

— Две сажени… — витязь помолчал — Две сажени — это хорошо. На две недели примерно задержат поганых, ежели народ, конечно, не сробеет, встанет на стены как один.

— Встанет! Не знаешь ты новгородцев! Встанут, не щадя живота…

— Ну вот что… — Ратибор тяжело встал — Спасибо тебе, Ждан Борисыч, за хлеб-соль, за богатое угощенье. Сильно устала госпожа наша. Куда идти прикажешь?

— Сейчас, сейчас… — снова захлопотал хозяин — Всё уж готово, я своей-то наказал… Пойдёмте, гости дорогие… Баньку истопим к вечеру…

Он повёл их вглубь дома.

— Я тут останусь, Ждан Борисыч — Ратибор чуть заметно улыбнулся — Не в обиду тебе. Служба моя такая.

— Вся рать Ижеславская перед тобой стоит — подала голос княгиня.

— Понял я — секунду помолчав, ответил хозяин — Ну, отдыхайте.

Помолчал ещё чуть, и всё-таки не утерпел.

— Скажи честно, Вышатич — неужто и правда не удержат Батыгу стены новгородские?

— Удержат — успокоил его Ратибор — На две недели.

* * *

— Ну что, Вышатич… Вот мы и в Новгороде. Добрались.

Княгиня сидела на лавке с ногами, прижавшись к тёплому боку белёной печи.

— Добрались, госпожа моя — подтвердил Ратибор.

— А дальше?

Витязь удивлённо посмотрел на неё.

— Всё, госпожа. Добрались.

Лада усмехнулась.

— А я уж думала, как обычно… Сегодня в баньку, а завтра снова в путь, отдохнув. Значит, во Плесков не поведёшь меня?

— Зачем?

— Ну как же… Послезавтра Бату-хан уже тут будет. Обложит город, а там… Ты сам сказал, от силы две недели простоит Господин Великий Новгород. Ну, может, ещё несколько дней детинец здешний продержится. И всё… А вот если в Плесков уйти, так ещё сколько-то дней жизни выгадать можно. Покуда Новгород татары возьмут, покуда добычу поделят… Покуда к Плескову подойдут ещё… А ежели из Плескова в Ригу немецкую податься, так и ещё поживём… Правильно я рассуждаю, Вышатич?

— Не надо. Не надо так зло, госпожа…

— Нет, Вышатич. Не пойду я дальше. Устала бегать.

— Я обещал князю нашему. Ты должна выжить.

Молодая женщина чуть улыбнулась.

— Нет, Вышатич. Разве это цель в жизни — выжить любой ценой? Эта цель недостижима, потому как выжить ещё никому не удалось. Ибо все мы смертны.

Витязь помолчал. Вздохнул сокрушённо.

— Не учён я философии греческой, госпожа. Всё мечом махать, да из лука стрелять больше. Само собой, все мы смертны, тут и спору нет. Вот только пусть они умрут раньше нас. А мы потерпим сколько-то.

Она смеётся. Неужели смеётся? Точно…

— Ну вот, а говоришь, не учён философии…

— Да вот те крест! — Ратибор перекрестился, сам уже улыбаясь.

— Неуж сам дошёл до мысли такой, а, Вышатич?

— Ну да. А чем мы хуже греков-то? У них своя философия, у нас своя. Да ты видала… На пятьсот шагов достаёт русская-то философия!

* * *