— Война кончилась, медали розданы, места заняты, — начал мужчина, чей голос звучал призрачно, будто вой ветерка, — А ты, как и множество других, остался на обочине нашего великого государства. Что думаешь делать дальше, Ториан?
Вопрос дяди, заданный с лёгким намёком на сарказм, но и с нескрываемой заботой, заставил юношу взглянуть на родственника. Молодой человек, чьё лицо было опустошено после атаки сильнейших эмоциональных штормов, медленно поднял глаза, в которых читалась усталость и раздумья о будущем.
Ториан, с иронической усмешкой, играющей на уголках его губ, медленно взял бокал, стоящий рядом с креслом. Сделав несколько глубоких глотков, прежде чем ответить, голос юноши прозвучал легко, но с язвительной ноткой: — Ну что ты, дядюшка, всю человеческую историю, и в новую, и в новейшую эпоху, и даже в золотой век, воинство людское инвалидами украшается. Так что я, наоборот, сокровище, — слова были полны скрытого смысла, а жесты, с которыми юноша манипулировал бокалом, выражали самоуверенность и непринуждённость.
Лиомин, с задумчивым взглядом, который на мгновение скользнул по лицу парня, залпом осушил свой бокал.
— Ну да, милый племянник, тебя можно назвать сокровищем, — произнёс мужчина, чей тон был размышляющим, но в глазах мелькнуло что-то вроде юмора.
— Имперская служба не сахар. Вся армия и флот — это один большой мясокомбинат. Скотобойня, после которой ты в любом случае остаёшься калекой. Физически или духовно, но будешь, истерзан, — дядя сделал паузу, взглянув на племянника с сожалением, — а эти правительственные подачки вовремя и после службы, всего лишь метод удержать тебя как можно дольше в самой большой ошибке людей.
Лиомин поднял бокал, как бы в знак тоста, но жест был полон сарказма, — Хотя сейчас для тебя эти подачки могут быть весьма кстати. Плата за обучение в частных элитных образовательных заведениях, помощь в приобретении жилья и поднятии хозяйства. Экономические блага в полном объёме. Хоть их и получить, равносильно новому участию в войне, — тон мужчины был полон скепсиса, но и понимания тяжёлого положения, в котором оказался племянник.
На балконе, окутанном мягким вечерним светом, Ториан, оставив немного вина, поставил посуду на пол с лёгким звоном. Взгляд был наполнен ожиданием, когда юноша обратился к Лиомину: — Дядя, а что с завещанием моих родителей? Ты говорил, что отец перед смертью подготовил его для меня, — голос юноши был спокойным, но чувствовалась нотка тревоги, а жесты были взвешенными и точными.
Лиомин, медленно вращая в руках бутылку вина, ответил с мягкой улыбкой, голос звучал задумчиво и расслабленно: — Да. Подготовил, оформил, — дядя сделал паузу, в глазах отразилась сложность ситуации, — Твои родители успели получить титул графов, подмяв под себя производство культивированных водорослей, которые после становятся отличной биодобавкой как в пищу, так и в медицине, — тон был полон гордости за достижения семьи, но в то же время в нём чувствовалась нотка сожаления о незавершённых делах.
Молодой человек, расслабленно откинувшись на спинку кресла, с интересом посмотрел на дядю. Юношеский взгляд был проницательным: — Но у всего есть, но. И мама меня учила уделять особое внимание тому, что идёт после 'но’, - голос племянника был полон любопытства, а мимика выражала ожидание важного разговора.
Лиомин с тяжёлым вздохом посмотрел на племянника. Его голос был спокойным и расслабленным, в глазах мелькала тень усталости: — Да, Ториан. Твоего наследства больше нет. Я его всё потратил, — мужчина медленно поднялся, движения были вялыми, как будто шаг был в тягость. Взяв бутылку, он наполнил бокал, и каждый глоток казался прощанием с прошлым.
Слова дяди ударили по парню, как гром среди ясного неба. Мгновенно подскочив, а затем резко опустился обратно в кресло, пытаясь справиться со рвущимся из груди дыханием. Глаза были широко раскрыты, отражая в себе полное недоумение, что заставило сердце замереть. Мир вокруг словно перевернулся, оставив планы и мечты о продолжении дела родителей в руинах.
Молодой человек попытался что-то сказать, но голос задрожал, словно отказываясь выдавать слова. Затем, собравшись с силами, юноша с трудом произнёс: — Как ты мог это сделать, дядя? Так поступить со мной и памятью о родителях? — слова становились всё более уверенными и напряжёнными, в голосе чувствовалось, как гнев начинал брать верх.
Лиомин, ощущая тяжесть каждого слова, которое собирался произнести, сделал глубокий вдох. Взгляд, полный скорби и сострадания, медленно поднялся на Ториана. — Слушай, — начал мужчина, чей голос был низким и тяжёлым, как будто каждое слово было бременем для дяди, — я понимаю твой гнев и разочарование, но есть вещи, о которых ты ещё не знаешь.
Губернатор сделал паузу, словно собираясь с силами, чтобы продолжить, — Я потратил наследство родителей не на себя. Это ушло на твоё воскрешение, — глаза теперь были полны решимости, и жестом подчеркнул серьёзность слов.