Последний остров

«Вот и поделом вам, – уже без особых сомнений и с облегчением вздохнул Мишка, – а то ишь чего удумали… Ну, теперь Антипов поедом меня есть будет, теперь жди от него пакости не в мировом масштабе, а точно по адресу – ему, Мишке Разгонову. А может, и не посмеет, с бабами он еще мастак воевать, а на мужиков пороху не хватает. Правда, я в мужики еще не вышел, но ведь Кузя Бакин заморыш заморышем, а вон как звезданул агента по кумполу осиновым полешком».

Возчиков назад ждать пришлось недолго – споро обернулись, их было все так же четверо, они гнали лошадей, видимо, торопились засветло управиться с этим злополучным строевым лесом и успеть еще к Антипову на жаркое из свежатины. Мишка и на этот раз решил до конца проследить за мужиками, а то ведь, не дай бог, сплавят вторую ездку не по назначению. Он уже отогрелся в сухости и тепле, настроение лучше некуда – еще бы, такое дело шутейно провернул, а что могли мужики голову ему отвинтить, так ведь волков бояться – в лес не ходить. А Тимоня-то догадлив, не попер на рожон, сообразил, что если лес будет в Нечаевке, то и Мишка зря трепаться не станет. Мишке-то что надо: чтоб порядок был и чтобы лишку живых деревьев не пускать на порубку. Тимоня с Антипова должное возьмет. Раз общие тайны у них, то и счеты свои.

День кончился как-то сразу, на западе тихо истлела еле пробивающаяся сквозь низкую облачность трепетно-розовая светотень. Сгустилась тишина. Утихомиренное ненастьем, примолкло все сущее в лесу, только дождь рождал однозвучный шлепоток по набухающей моросью земле да еще мягкие, притененные колокольца собранных крупных капель на безлистых еще ветках срывались и тонули в объявившихся лужицах под кронами деревьев.

Мужики на сей раз проехали по большаку в сторону Нечаевки уже в подкравшихся сумерках. Мишка вспомнил, как бросил наугад Тимоне, что он, мол, всегда в лесу, и не удержался от мальчишеского соблазна доказать на деле те слова, пусть и Тимоня, и курортовский мужик, и особенно гусиновские горлопаны Кила с Корнеем увидят его и пусть запомнят, что Мишка действительно всегда в лесу, всегда может оказаться на узкой дорожке в самый неподходящий момент для лиходеев. Он выбрался из укрытия, быстро достал спичечный коробок в непромокаемом медном футлярчике и поджег скрывавший его до поры стожок. Шипя, выбрасывая искры и расталкивая серый с лиловыми подпалинами дым, по-над кустами занялся огонь.

Мишка надел на голову фуражку, одернул китель, сбил кнутовищем солому с галифе и стал к огню так, чтобы его увидели проезжающие невдалеке возчики. И конечно же они его увидели и конечно же удивились тому, что он один в лесу, в такую позднюю пору да еще среди непогоды, ну и к тому же у костра, открывающего лесника – хоть из ружья по нему стреляй. Тимоня, пожалуй, не удивится, подумалось Мишке, Тимоня поймет, почему именно в этом, а не в другом месте оказался вездесущий лесничок в форменной фуражке, почему именно в это неудобное время и зачем костер – все поймет, не дурак ведь Тимоня совсем. Мишка представил, как смотрится он в отблесках костра со стороны большака: спокойно наблюдает за мужиками, которые вольны сейчас хоть биться головами о бревна, хоть кусать с досады ременные вожжи, а вот поделать в данный момент с Мишкой ну ничегошеньки не могут.

Он стоял так недолго, может быть, с полминутки, потом шагнул в сторону, в тень, за куст, и нет его, снова исчез, как будто и не было его здесь, а костер вскинулся дымным, прижатым к земле искрящимся цветком и сник, зачадил. Тут же все случившееся упрятали дождь, сумерки, тишина…

Глава 9 Темная ночь с фонарями

Скорее не разумом, а какой-то звериной тревогой угадывал Мишка, что сегодня у него должна быть еще одна встреча, самая главная. Она нужна ему как утоление голода, она неминуема и опасна своей предопределенностью. Ведь тот, с кем Мишка сойдется один на один без свидетелей на дождливой ночной дороге, не свернет в сторону. Не свернет и Мишка, потому уже через час он был на том месте возле Полдневого озера, где Заячий лог собирает талые и дождевые воды с древнего кургана, укрытого бором коммунаров, и несет их в озеро.

Справа за дождевым сеевом угадывались слабые и редкие желтки нечаевских огоньков, слева – хутора Кудряшовского.