Последний остров

– Откуда я знаю. Как светло стало, я пиджаком накрылась и ни гугу. До сих пор поджилки трясутся.

– Дура ты, Юлька. Я ж битый час тут в пяти шагах фуражку искал. Еле нашел в темнотище-то, а ты фонарь придумала…

И осекся Мишка, вспомнив, что действительно, когда фуражку искал, стояла чернильная темнота, а когда они встретились с Антиповым и устроили мамаево побоище, было светло, ну не так чтобы очень, но он явно видел светлую воду, рябую от дождевых капель, глаза Антипова и кровь на его лице, даже багровый шрам Мишка явно различал, что пересек лоб, нос и скулу агента. Но никакой луны и никакого фонаря Мишка не заметил.

– Юлька, а ты нас с Антиповым видела?

– Когда?

– Да вот только што, прямо у мостков барахтались. Он же на лошади мимо тебя проехал. А я остановил его.

– Будет врать-то. Луна ненормальная была, а больше тут никого не было.

Мишка в улыбке скривил разбитые губы, отстраненно глянул в лицо Юльке, зачем-то, как слепой, ощупал ее лоб, нос, щеки.

– Ты чего? – еще больше испугалась Юлька и, вздрагивая, теснее прижалась к Мишке.

– Ничего… – он покрутил головой, забормотал, как в беспамятстве. – Я не видел луну. Почему? Ты не видела Антипова. Я почему-то не видел и тебя. И ты меня не видела. Значит, никого здесь не было? А мы откуда взялись?

– Я пришла за водой. А ты стоишь здесь как истукан и бормочешь.

– А… значит, ты только что объявилась… Ну, тогда я совсем ничего не понимаю.

– Пошли, Михалко, домой. Ты же огнем горишь. Весь, как печка, жаром пышешь.

Но Мишка не слышал Юлькиных слов. Он тихо опустился у плетня, сел поудобнее и сладко заснул. Как ни тормошила его Юлька, не могла добудиться. Пришлось ей бежать домой и звать на помощь деда Якова.

Спал Мишка без малого двое суток. И многое заспал. Поэтому темная ночь с фонарями уже казалась ему длинным тяжелым сном.

Глава 10 Кукушкины слезы

Подле избушки Разгоновых, откликаясь на зов весеннего солнца, медленно просыпалась старая акация, выстреливая из нагретых почек мелкие резные листочки. На чисто прибранном дворе упругим ковром зазеленела мурава конотопка. Вдоль заборов тянулась темно-зелеными волнами еще не припыленная крапива – самая пора ее в постные щи.

Дни заметно прибавлялись. И у Мишки Разгонова дел прибавлялось. Он безвылазно пропадал в лесу: то участки под новые вырубки замерял в леспромхозе у Феди Ермакова, то просеку пытался расчищать, то подсаживал молодняк на вырубках. Заодно и себе заготавливал топлива на зиму.

В тот день Мишка рано вернулся из лесу. Он сгружал с ручной тележки сушняк и ставил его у пригона вершинкой к вершинке. Еще отец учил его не складывать сушняк на землю, а именно ставить, чтобы зимой не выкапывать из-под снега.

В проулке показался Жултайка Хватков. Он в тельняшке, штанины брюк закатаны до колен. На плече шест, с которого свисает посеребренная рыбными чешуйками сеть-трехперстка. В руке – ведро, полное желтобрюхих карасей.

– С праздником тебя, Михалко. Кажись, Пасха сегодня.

– Кому праздник, кому работа, – ответил Мишка. – Чего эт ты не в поле?

– А… у нас трактор опять сломался. Беда прямо. День пашем, день шестерни в эмтээсе лечим. – Жултайка приставил к изгороди шест с мокрой сетью и почесал в кудлатой голове. – Новость-то слышал? Антипов с кем-то подрался. Вторую неделю из дому носа не показывает. Говорят, весь измордованный.

– Поделом, значит… – хмыкнул Мишка, не удивляясь известию Жултая.

– Ты, чо ли, в курсе?

– Може, и в курсе, – Мишка засмеялся, подмигнул дружку. – Это его, наверное, опять Кузя Бакин звезданул между рог.

– Да ладно темнить… Сговорились вы с Танькой Солдаткиной. Она тоже Кузю допрашивала. Кузя отбожился, но теперь гоголем ходит по деревне, прямо герой. А я вот рыбалил.

– Ты б вместо рыбалки-то дровишек себе заготовил, пока трактор на ремонте. Опять зимой куковать будешь.

– Не буду. Приволоку после смены пару сухих валежин, вот тебе и дрова на зиму. А на себе таскать что-то нет охоты. Как приезжая-то?

– Аленка?

– Ну.

Мишка оглянулся на избушку и тихо ответил:

– Молчит. Ты понимаешь, молчит все время. А ночью плачет. И не ест ничего. Чудная она какая-то… Помру, говорит.

– Табак дело…

– На солнце вот сегодня вывели. Может быть, солнышку обрадуется.

– А я рыбы ей принес. Куда мне одному-то целое ведро. Слышь, а повидать ее можно?

– Аленку, что ли?

– Ну.

– Так заходи во двор. Вон, под акацией она и лежит.

– А, чего там… – Жултайка не пошел к воротам, а махнул прямо через плетень к Мишке. – Пошли?

– Иди, иди. Не бойся. А я пока тележку разгружу.

Возле пригретой солнцем стены избушки рядом с акацией стоял топчан. На нем, укрытая стеганым одеялом, лежала Аленка. В ногах у нее сидела Мишкина мать. Она перешивала мужнину рубаху из веселого ситчика в голубой горошек на кофточку Аленке и пела вполголоса: