Последний остров

– Беги, коль в штаны наклал. Это ж волки. Пока еще маленькие совсем, но все равно волки. К зиме они уже взрослых баранов будут резать. Забрать бы их надо.

– Задерет волчица-то. Застанет нас здесь – и поминай как звали, – совсем перепугался Егорка.

– Успеем. Да и не полезет она, нас же тут целая орава, и костры горят.

– Ой, мальчики, неужели это настоящие волки? – всплеснула руками Аленка. – Какие симпатичные…

Подошли немцы.

– Маленький вольк? – удивился Ганс. – Он отшень похож на маленький овчарка.

Фриц криво усмехнулся и швырнул в волчат окурок. Волчата навострили уши, сбились в кучку.

Мишка осторожно спустился в яму. На него с испугом и любопытством уставились три ушастые рожицы. Совсем бесстрашно уже ухватил самого крупного волчонка за шкирку.

– Аленка, дай поясок. Одного мы на буксире потянем. Может, волчица-то по следу пойдет.

Тут уж Егорка не выдержал и закричал:

– Ты чо, Мишка, опупел?! Жить надоело? Забыл, как в прошлом годе волчица аж в саму деревню за волчатами приперлась?

– Хватит канючить! Помогай лучше.

Мишка быстро сделал ошейник выбранному волчонку, других передал немцам и, выбравшись из ямы, сказал своим помощникам:

– Пошли в лесничество. Все одно пора обедать.

Волчонок на привязи сначала крутил головой, упирался, тащился волоком, потом, видно, смирившись с участью, побежал проворнее, приноравливаясь к Мишке. Егорка подгонял волчонка прутиком, если тот начинал куролесить. Ганс всю дорогу до Лосиного острова пытался объяснить Аленке близкое родство европейской овчарки с волком, а та хоть и побаивалась все еще Ганса, но любопытство брало верх. Ганс, подбирая русские слова, вспотел больше, чем в работе на просеке.

Обед уже поджидал бригаду – посреди двора, на таганке, исходил паром полуведерный чугунок с ухою. Хозяиновал Яков Макарович. С весны он тоже перебрался в лесничество – на Лебяжьем и Каяновом ловил рыбу для колхоза, заодно и Мишке помогал где советом, где посильной работой. Но чаще всего обед готовил, ведь целыми днями у озера в любую, даже ненастную погоду рыбы наловит. И еще резон был для молодого лесника в том, что Яков Макарович в лесничестве – все живая душа на случай непрошеных гостей.

Дед Сыромятин примеривался, где поровнее трава-конотопка, чтобы расстелить холщовую скатерть, когда в воротах показалась Мишкина бригада. Распрямился. Пошел навстречу.

– Да вы с добычей сегодня, работнички. Стало быть, и серая гостьюшка не за горами.

– Надо же было им присоседиться, – удивленно и все еще испуганно таращил глаза Егорка, поочередно привязывая волчат к пряслу.

– Вот именно, гостьюшка… – Мишка отозвал деда Якова в сторонку, пошушукался с ним и тут же сбегал в дом за двустволкой. – Вы обедайте, – сказал он друзьям. – А я у овражка подожду чуток. Може, объявится мамаша наших гостенечков.

– Ты оба ствола картечью зарядил? – деловито осведомился Егорка. – Еще бы лучше жаканом ее.

– Заряд что надо. Будь спокоен.

Немцы о чем-то посовещались, и уже у ворот Мишку догнал Ганс.

– Фриц хотель смотреть охота на дикий зверь вольк.

Мишка глянул на деда Якова, тот кивнул головой.

– Охота пуще неволи. Возьми его, Михалко, пусть полюбопытствует. В своей-то Европе они всех зверей порешили, до людей теперича добрались…

Как только лесник и пленный немец вышли за ворота, Аленка не на шутку заволновалась:

– Яков Макарович, а это не опасно?

– С ружьем-то на волка? Обойдется. Не впервой Михалке.

– Егорка, ты хоть свое-то заряди на всякий случай.

– Еще чего?!

– А вдруг она не по овражку пойдет, а прямо сюда? – и Аленка так умоляюще посмотрела на Егорку, что тот, сокрушенно почесав за ухом, поплелся в дом.

Аленка поднялась на крыльцо. И вдруг увидела, как там, у оврага, Мишка торопливо вскинул ружье, как охотника и его спутника на миг стушевало голубоватое облачко. Один за другим грохнули два выстрела. Вскрикнул Мишка, как вскрикивают от внезапной и сильной боли.

Прямо из окна с ружьем в руках выскочил Егорка, метнулся к воротам. А дед Сыромятин схватил топор и загородил собою Аленку.

Но возле оврага все, кажется, стихло.

Мишка подолом рубахи зажимал левую руку. У его ног лежала огромная волчица.

– Бешеная она, что ли? – словно оправдывался молодой лесник. – Как тигра бросилась…

Со спокойным любопытством Фриц Топельберг носком тяжелого солдатского ботинка небрежно повернул широкую волчью голову. И тут случилось неожиданное. Тяжело раненная или оглушенная дуплетом, волчица вдруг ожила. Подобрав под себя ноги, она напружинилась и метнулась на Фрица.

Они завертелись в диком клубке. С отчаянной, звериной какой-то ненавистью защищался Фриц.

В охотничьем порыве Мишка намерился было прикладом ружья сбить волчицу с немца, но, как на огненный всполох, натолкнулся на дикую ярость глаз и окровавленную пасть зверя. Отшатнулся Мишка, теперь уж испугавшись по-настоящему, и стал лихорадочно перезаряжать ружье. Но то ли руки не слушались с испугу, то ли патрон дутый попался – вот и не успел Мишка сделать еще одного выстрела.