Последний паром

     В теплую пору, особенно летом и в начале осени, когда в городе игрались свадьбы, Карен мог себе позволить маленькие капризы. Заказов хватало, можно было выбирать. В Баку свадьбы разные, но  люди всех национальностей предпочитали русские песни с кавказским акцентом, которые и составляли репертуар Карена и Ко. Пели песни Муслима Магомаева, Валерия Ободзинского,  Бориса Давидяна, которого весь Апшерон знал по прозвищу Бока, «Ов сирун, сирун» пренепременно, если свадьба армянская, или что-то из «одесского», если гуляли евреи-ашкенази или горские. Русские охотно звали Карена, грузины, греки, лезгины…  Да и азербайджанцы тоже. Просили только, чтобы что-то на азербайджанском спел тоже.

     - Все что угодно! – ослепительно улыбался Карен, переходя с заказчиком на азербайджанский язык. – Хоть всего Рашида Бейбутова исполним. Хотите?

     А вот зимой никто не женился. Зато люди продолжали время от времени умирать, независимо от времени года. Тогда приходилось соглашаться на любое приглашение. И не только ради денег. Кто еще мог лучше и достойнее Карена Согомонова и его товарищей проводить бакинца в последний путь!

     На кавказских свадьбах самым хлебным моментом считались танцы. Тящ-тущ, тящ-тущ! Казалось, гости приходили туда только за тем, чтобы вдоволь потанцевать. После первых тостов, когда уже настроение поднялось и наступала раскрепощенность, а все вкусное попробовали, вслед за молодыми и гости пускались в пляс. Никому не хотелось оставаться за столом и молча давиться деликатесами. Даже самые  застенчивые не могли усидеть на месте и выходили в центр зала, чтобы потанцевать под заводную музыку.

     Лабухи старались вовсю, зная, что вот-вот начнут делать «шабаш». Тящ-тущ, тящ-тущ! Гости в возрасте самым активным танцорам давали как бы денежное вознаграждение в виде пятирублевых и десятирублевых купюр (а иной раз доходило и до четвертаков). А те передавали дальше -  танцующей во всем белом невесте. В ее руках между пальцами скапливались веером купюры разных достоинств, которые она, когда смолкала музыка, элегантно рассыпала на стол перед музыкантами. В знак благодарности за их труд.

     Карен, напевая «Ах, эта свадьба, свадьба…» или какой другой магомаевский шлягер, весело наблюдал, как родственники жениха соревновались с родственниками невесты в щедрости. А, вы столько дали, а мы не хуже вас – вдвое больше дадим! «Шабаш», как правило,  превышал заранее оговоренный гонорар музыкантов.

 

2

 

  Однажды  на Парапете к Карену подошел верзила  со шрамом на левой щеке.

     - Ты Рудика знаешь?

     - Какого Рудика, цеховика с Молоканки?

     - Нее, Рудика  Аванесова, брата Сашика… Ну, авторитета.

     Этот самый Рудик  через два дня досрочно освобождался из  Баиловской тюрьмы.

     - Короче, брателло, надо его встретить, как полагается. Понял, да? Послезавтра в 8.30 подгребай сюда со своим оркестром. Вот задаток. - Мужчина, назвавшийся Эдиком, протянул Карену сотенную купюру. – Потом еще столько же получишь.

     Карен понял, что возражать бессмысленно. Он коротко изложил друзьям суть дела. Ребята молча согласились – никуда не денешься.

     Братья  Аванесовы пользовались в городе дурной славой. Слишком гонористые, не всегда по понятиям жили…   Рудик  считался вором в законе, как и его дядя Гамлет Арушановский. Вдвоем они и короновали младшего, Сашика, который в 21 год пополнил ряды уголовной элиты. Поговаривали, что братва в Москве кавказские «клановые  понты» не одобряла. А на подходе был еще четвертый  Аванесов – Вачик Шестипалый, который тоже вознамерился стать «хранителем воровских традиций».

     Сашику высокое звание вора в законе не помогло. Он и не пожил-то толком. Посадили его  в 18 лет, потом вышел на  свободу, короновался, потом снова сел и отправился чалиться в город Херсон, где его и зарезал сокамерник. Всего 24 беспутных года прожил…

     Рудика тогда встретили достойно. Подъехали на трех черных «Волгах» прямо к воротам тюрьмы. Слегка испуганные Карен и ребята старались не обложиться. «Долю воровскую» исполнили аж пять раз – сначала сразу же, как  только Рудик появился на воле, потом уже в ресторане в Бузовнах, куда вся компания поехала отмечать его освобождение.

     Все прошло без эксцессов.  Музыкантам заплатили, как и договаривались. Даже довезли на машине до города.

 

3

 

      И вот год спустя Эдик, мужчина со шрамом на левой щеке, появился вновь на Парапете. Пожал крепко руку Карену, даже похлопал его по плечу, как старого знакомого.

     - Меня помнишь?

     - Да, как не помнить…

     Карен знал, что  от блатных надо держаться подальше. Спокойней всем будет. А деньги… Всех денег не заработаешь. Лучше иметь свою твердую копейку, но без подобных заказчиков…

     -  Расклад такой. Юбилей скоро у одного уважаемого и серьезного человека. Заур Маштагинский, не слыхал? А он его в неволе встречает. Вот решила братва ему сделать «музыкальный подарок», - оскалил зубы заказчик. – Бабки не вопрос, не обидим. Так своим и скажи.

     Карен передал весь разговор. Его удивило, что друзья спокойно восприняли информацию о месте проведения концерта.

     - А, это там, где встречали… как его… Рудика?

     - Да, Баиловская тюрьма.