Последний паром

     Возникла пауза. Карен посмотрел внимательно на друзей:

     - Какой ответ дадим?

     - Я не против. Воры тоже люди,  платят, да, - без нотки сомнения произнес кларнетист Жора Арутюнов.

     - И я за. Брату обещал мопед купить, - тоже согласился барабанщик Миша Азарян. – Не зарежут же они нас.

     - А мне не по кайфу такие концерты. Но если все согласны, то я тоже поеду, - вздохнул аккордеонист   Гарик Багдасарян.

     В тюрьмах время от времени выступали с гуманитарными концертами разные артисты, о чем сообщалось в местных и центральных газетах. Но они приезжали официально, выступали перед всеми заключенными со сцены клуба. Под охраной, все чин чинарем. А тут какие-то левые дела…

     - А ты знаешь, кто сидел в той тюряге?- спросил Карен Жору уже по дороге домой.

     - Кто?

     - Сталин. И не один, а с сокамерником Вышинским, который позже стал генпрокурором СССР.

     - Да ладно! – хором отозвались Жора, Миша и Гарик.

     - Там у них даже типа «красного уголка», мемориальная камера, где Сталин срок отбывал.

     - И долго он там сидел? – спросил Миша.

     - Не знаю, побег устроили – он и сбежал.

     - А Вышинский?

     - Что Вышинский?

     -  Тоже бежал с тюряги?

     - Нее, он откупился. Взятку дал ментам  – его и выпустили, - засмеялся Карен.

     Друзья оценили его юмор…

 

4

 

     Машина подъехала к двухэтажному зданию тюрьмы. Длинная унылая стена с колючей проволокой, вдоль которой шла разбитая пыльная асфальтовая дорога, была кое-как освежена побелкой. Вокруг ни души, даже возле жилых многоэтажек, стоящих неподалеку от тюрьмы. С вышки  за происходящим лениво наблюдал охранник.

     У железных ворот, покрашенных синей краской, уже дожидался рыжий паренек,  солдат внутренних войск.

     - Вы это… проходите, вас ждут.

     - Ну, счастливо. Я вас тут буду ждать, - Эдик вернулся к  машине.

     Музыкантов провели  во внутренний двор, куда  выводили на прогулки арестантов. Карену вспомнилась картина ван Гога «Прогулка заключенных», изображающая кирпичные стены каземата, колодец тесного двора и каторжан в зеленой робе, которые угрюмо брели  по кругу.  У младшего брата Альберта, который учился на художника, в альбоме эту репродукцию видел.

     Но в Баилово двор, такой же маленький и мрачный,  был пуст, если не считать поставленных  в тенечке  дивана в стиле «барокко», а перед ним – такого же помпезного сервированного столика с изогнутыми ножками. Судя по числу тарелок и рюмок, стол был накрыт на три персоны. Изысканным напиткам и закускам, оценили парни, мог позавидовать любой бакинский ресторан.

     - Вот здесь располагайтесь, - сопровождавший надзиратель указал на выцветший ковер, постеленный метрах в десяти от дивана. Тут нам «сцену» определили, догадался Карен. Его поразило, что вокруг царила подозрительная тишина.  Окна в камерах   были открыты, но за толстыми решетками никого не увидишь, ни звука оттуда не доносилось. Миша, Гарик и  Жора в растерянности озирались вокруг.

     Надзиратель тронул за плечо Карена и показал глазами на ковер. Музыканты шагнули вперед,  заняли исходную позицию и, переглядываясь друг с другом, стали ждать.

     Участники предстоящей пирушки вышли из дверей в углу двора.  Они о чем-то весело переговаривались – двое в робе заключенных и один в форме полковника ВВ. Высокопоставленные арестанты заняли места за столом. Один был славянской внешности, тощий, с осунувшимся лицом и голым черепом. Второй, напротив, - пузатый кавказец, выглядел вполне цветущим мужчиной. Видимо, это и был авторитетный юбиляр по имени Заур.

     Офицер направился к музыкантам, поздоровался со всеми за руку. Кряжистый, крепкий мужичок. Глаза-буравчики просверлили каждого. Попадись к такому на допрос!

     - Ну, товарищи музыканты, не подведите, оправдайте возложенные на вас надежды.

     «Возложенные партией», - хотел добавить Карен, но передумал.

     Званый обед на троих начался. Полковник (это был, как оказалось, сам начальник тюрьмы) обслуживал  своих «гостей»,  наполняя рюмки и предлагая отведать то или иное блюдо.

     Карен выступал в роли конферансье. Он достал из кармана лист бумаги, на котором заранее были написаны имена тех, кто передавал – с воли или с другой зоны – поздравление и музыкальный привет юбиляру. Собственно говоря, это и была программа предстоящего концерта.

     Первые поздравления шли от авторитетных воров в законе, обитавших в столице нашей родины – Москве.  Карен пел, а ребята аккомпанировали. Исполняли широко известный среди блатных и приблатненных репертуар: «Таганка», «Как на Дерибасовской», «Зачем, кассир, нажал ты кнопку?», «Ах, лимончики», «Кондуктор, нажми на тормоза», песни Боки… Ничего необычного, такие песни они временами лабали в ресторанах. Особняком как-то стояла песня композитора Шаинского «Пусть бегут неуклюже». В «программке», которую Эдик подготовил Карену, значилось так: «День рожденья только раз в году. Желаю, чтобы у юбиляра их было два по пятьдесят. Крепкого здоровья и бодрости духа. Доктор Альперович».  Ведущий так и зачитал это приветствие, слово в слово.

     -  Тот самый Альперович? -  вдруг изменился в лице полковник.