Последний Персидский поход

Что ж, жаль. Но от своего решения он все равно не отказался. Допив чай, глянул на часы – было без десяти двенадцать.

- Ты… прямо сейчас уедешь? – спросила Марина.

- Нет, билет нужно выкупить за час до вылета.

- А во сколько вылет?

- В двадцать три сорок, мы успеем.

- Куда?

- Увидишь. Давай, быстро одевайся, и пойдем.

- Слушаюсь, товарищ капитан! – Марина встала из-за стола и шутливо отдала ему честь.

Кирпичников усмехнулся.

- Во-первых, в армии отвечают не «Слушаюсь!», а «Есть!». Во-вторых, к пустой голове руку не прикладывают. Только не подумай чего…, - поспешил он упредить возможную обиду, - речь идет не о содержимом головы, а о головном уборе. Усвоила?

- Так точно, мон женераль!

- Тогда – вперед! Сорок пять секунд. Время пошло.

Заинтригованная Марина, выходя из кухни, на мгновение оглянулась на Николая, в ее взгляде читался ребячий восторг пополам с любопытством.

Кирпичников впервые за несколько прошедших дней улыбнулся.

- Ну, не сорок пять… но по борзому. Ипаспорт не забудь.

- Зачем? – она удивленно вытаращила свои бездонные глаза цвета неба над Таити.

- Надо, - загадочно хмыкнул Кирпичников.

Зайдя к себе переодеться, он с удивлением обнаружил, что его форменная рубашка выстирана и выглажена. Отутюжены и брюки. Ясно было, чьих рук это дело.

Никитин только головой покачал и языком прицокнул.

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

3 июня 1988 года.

Офицеры добрались до курилки, плюхнулись на лавку, и Шура достал свою «Яву».

Некоторое время нервно дымили в молчании.

Первым нарушил его Шура:

- Вот блядь! – произнес он короткое слово, в узком смысле обозначающее продажную женщину, а в расширенном – отражающее необъятный спектр эмоций, от восторга до ненависти. В исполнении моего ротного оно было наполнено до краев только одним: лютой злостью.

Снова молчание.

В этот раз не выдержал Никитин:

- Какого хрена ему от нас надо?

Шура дососал свой бычок до фильтра и тут же прикурил от него новую сигарету.

- Очень толстого и длинного! Этот гад считает, что раз в той записке для Якдаста говорилось про деньги, то имелись в виду именно деньги. Настоящие ДЕНЬГИ, а не эти фантики! Кстати, не желаешь полюбоваться?

Шура выудил из кармана несколько пестрых бумажек и протянул Никитину.

- «Banco de…Argentina…10000 Australes…» – с удивлением прочитал тот, - Что это такое? И откуда они у тебя?

- Этот козел тряс передо мной пачкой, она рассыпалась, я помогал собирать. Ну, и оставил себе чуть-чуть на память.

- Ты что? Он же их пересчитает и хватится!

- Не хватится, - уверенно возразил Шура.

- Почему?

- Полюбовался? Давай сюда, - Шура забрал у него бумажки, – А теперь главное: чурка эта грёбаная считает, что там были настоящие ДЕНЬГИ, возможно даже не афгани, а что-то получше, и мы с тобой поделили их между собой! Ну, возможно, что-то отстегнули старшине.

Никитин присвистнул. Круто, однако!

- А Петрович?

- Что – Петрович? Он, конечно, его чуть не за грудки, видно, что еле сдержался, чтобы в пятак не заехать. Я, рычит, за своих офицеров… Ты пойми, ему самому сейчас жизни не дадут. Каримбетов злопамятен, как гадюка, сегодняшнего позора он ему никогда не простит, будет пакостить, где только можно. Н-да, - Шура глубоко затянулся, - цугцванг.

- Что? – не понял Никитин.