Последний подарок Потемкина

– Но античный мир, который вы так живописуете, уважаемая фрау, пал. Он пал не просто так. Народы, долгое время правящие им, не обладали расовой силой, необходимой для долговечной творческой деятельности. Этот древний мир пал потому, что их арийские расовые доблести постепенно растворялись или разрушались путем скрещивания арийцев с низшими расами, жившими вокруг бассейна Средиземного моря.

– Это эллины, по-вашему, – низшая раса? – пришла очередь напрячься и Софии де Витт.

Собственно говоря, потихоньку стали напрягаться все присутствующие. И даже охрана, хоть и не понимавшая по-немецки, настороженно смотрела на Ульриха с довольно смешанными чувствами.

Потёмкиным же, по-прежнему, более всего двигало профессиональное любопытство, продиктованное персональными планами, в которые мы с тобой, читатель, отчасти посвящены. И посему он жестом дирижера, управляющего этим небольшим оркестром, остановил партию Софии, а другим жестом предложил солировать Ульриху:

– Продолжайте, барон, пожалуйста, продолжайте… мне лично чрезвычайно интересен ход ваших мыслей…

Но про себя подумал: «Неужели и впрямь ненормального бог послал?.. это было бы жалко… такой материал, такая фактура пропадет…»

Ульрих не замедлил воспользоваться приглашением князя:

– Наследие древности досталось различным реципиентам. Преемниками стали, к сожалению, нечистый и неустойчивый расовый конгломерат и чистая устойчивая раса, а именно – германцы в широком смысле этого слова! – Ульрих горделиво выпрямился и обвел глазами всех присутствующих. – Говоря о евреях, – взгляд его похолодел, остановившись на Цейтлине, – в евреях преимущественно течет кровь с сильной семитской и слабой европейской примесями, к которым, возможно, по ходу истории присоединились ещё и другие элементы: монгольские и тюркские.

– Вы хазар имеете в виду? – поинтересовалась княгиня Дашкова, – Хазарский каганат?

Ульрих на этот раз не удостоил ее ответом. Просто пожал плечами. Скорее всего, не знал.

– Евреи сложились как ярко выраженная раса благодаря Вавилонскому пленению, так как они изрядно испугались тогда возможной ассимиляции. То, что половина из них и не подумала возвращаться на свою Землю обетованную, а спокойно прижилась на чужбине, поразило их лидеров. И с тех пор раса эта формировалась в результате почти полного отсутствия смешанных браков, а посему дефективна биологически. В ней очень много дурного и порочного и очень мало хорошего. Она от природы – смертельный враг германца, она единственный действительно опасный его враг, ибо это наш враг по крови. У этой расы совершенно иные принципы поведения, чем у германца. Эта раса неспособна даже понять наш, германский, модус операнди, наши рыцарские идеалы. Но она всегда пользовалась и пользуется нашей зигфридовской беззаботностью для достижения своих корыстных целей…

– Барон, да вы просто отпетый германофил и воинствующий юдофоб! – с саркастическим восхищением произнес принц де Линь-старший.

– Да, и не скрываю этого!

– Я поняла, что евреи вам не по душе. Ну, а что вам, немцам, остальные-то народы сделали? Как вам остальное человечество навредило? – жестко спросила княгиня Долгорукова.

– Благодарю за вопрос, фрау… не имею чести быть представленным.

– Наше richtige Einführung совершенно необязательно, продолжайте излагать ваши воззрения, барон, bitte… – Mit Vergnügen, фрау. С остальными, как вы выразились, народами истинный германец тоже должен постоянно быть бдителен и осторожен. Ибо теоретически они также могут культивировать и нести антигерманское начало. И прошлая война была тому убедительным примером…

– То есть, если я понял вас правильно, всё негерманское вы рассматриваете, как антитезу? – спросил де Линь. – Вы правильно меня поняли, принц де Линь-старший. И если беспечный по природе, уверенный в своей силе германец не будет беспощадно истреблять всё антигерманское, то настанет конец мира: ибо нет другой расы, подходящей на роль сверхчеловека, которая могла бы сменить германцев в их культуросозидательной деятельности! – закончил свою тираду Ульрих. После чего скрестил руки на груди и застыл в позе, которая, по его мнению, олицетворяла сдержанную гордость за свою великую расу.

– Да это же просто пангерманский бред какой-то! – в сердцах воскликнула княгиня Дашкова, – вы где раздобыли этого барона, князь Григорий?

– М-да, интересные экземпляры вы разводите князь на своей шкуродерной ферме под Смоленском, – задумчиво протянул де Линь.

Граф Кобенцль, всё с той же напряженностью в шее, ловил каждое слово, надеясь выудить ну хоть какую-нибудь мало-мальски важную информацию. Желательно тайную, чтобы тут же послать докладную в Вену. Появление германофильски настроенного барона в окружении Светлейшего было для него в высшей мере загадочным фактом. И весьма настораживающим. Очень настораживающим! Уж не снюхивается ли князь опять с пруссаками?

Граф жадно жевал заливную говядину, запивая шампанским. И всячески силился въехать в ситуацию, но не въезжал…