– Позвольте поинтересоваться, а какую роль ваше «общество» отводит славянам, в частности нам, русским? – приторно-вежливым голосом поинтересовался Державин. Гаврила Романович только что закончил сочинение своей знаменитой кантаты в честь взятия Измаила: «Гром победы, раздавайся, веселися храбрый Росс!» И, будучи страстным славяно– и русофилом, невзирая на то, что Державины вообще-то происходили от одного из татарских родов Большой Орды, он едва сдерживался, чтобы не вмазать барону по его наглой, красивой немецкой роже со всего размаху. По-гвардейски. Как, бывало, бил прямо в пятак без разговоров, когда служил ещё рядовым в Преображенском полку.
Ответ Ульриха ещё более укрепил его в этом желании…
– Славяне – народ, смешанный на основе низших рас с каплями нашей немецкой крови, не способный к поддержанию порядка и к самоуправлению. Единственное исключение – это, пожалуй, чехи. Остальные – это низкокачественный человеческий материал, который и сегодня так же не способен поддерживать порядок, как и тысячу лет назад, когда вы призвали варягов на правление. Вы нуждаетесь в германском порядке. Это факт. Да вы и сами это наверняка прекрасно понимаете на подсознательном уровне…
– Ой ли? – саркастически охнула княгиня Дашкова, – вы что несете, барон? Я вот сама от Рюриковичей род свой веду, через батюшку Романа Илларионыча. А муж мой – Дашков, прямой потомок Рюриковичей смоленских!
Ульрих скользнул по ней критическим взглядом, и в небесно-голубых глазах его отразилось искреннее сожаление, смешанное с легкой печалью.
Невысокая, полная, с открытым и высоким лбом, пухлыми щеками, с глубокосидящими темными глазами, не большими и не маленькими, с черными бровями и волосами, несколько приплюснутым носом, крупным ртом, крутой и прямой шеей, слегка сутулая от многих часов, проведенных за письменным столом, – она, конечно же, была далека от арийского идеала женщины…
– Вот в том-то и беда, фрау, что ваши предки, я уверен, достойнейшие человеческие особи, не придавали должного значения вопросам расовой гигиены, – устало и тихо промолвил он.
– Барон, окститесь! – наконец-то повысил голос Светлейший. – Перед вами княгиня Воронцова-Дашкова, статс-дама Российского императорского двора, директор Императорской академии наук, президент Российской Императорской академии!
– Я охотно признаю академические заслуги княгини, но они не имеют ничего общего с ее расовой чистотой… Немалое количество современных евреев также проявляют весьма незаурядные интеллектуальные способности. Но это ни в коей мере не меняет общей картины их расовой неполноценности. Скорее всего, это лишь жалкая попытка унтерменша адаптироваться…
– То есть, вы не оставляете нам никакого шанса войти в ваш арийский пантеон, обер-лейтенант? – зло и насмешливо прервала Ульриха княгиня Долгорукова.
Ульрих окинул взором присутствующих, задержался глазами на черноусом и чернобровом атамане Головатом. Поглядел в его глаза – сочные, как спелые вишни. Вздохнул. Потом перевел взгляд на Севастьянова и произнес задумчиво:
– Белокурый, голубоглазый долихоцефал северо-славянского происхождения очевидно заслуживает какое-то свое, особое место в низшей категории арийской породы. Хотя чистокровность его весьма сомнительна. Слишком сильно было финно-угорское влияние. Это, вообще-то, вопрос к специалистам… Я всего лишь военный…
– Но откуда у вас, военного, такие обширные познания в этой области?
– Этому вопросу уделяется наисерьезнейшее внимание в любой школе Великой Германии, с начальных классов…
– Но, если мы, славяне, – унтерменши, как вы объясняете величие и размеры государства Российского?
– Силу и крепость русскому государству дали вовсе не государственные дарования славян. Всем этим Россия обязана была и есть германским элементам в вашем обществе. Большинство ваших наиболее талантливых правителей есть превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть эти германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Прекрасный пример – ваша императрица Екатерина Вторая. Она ведь, если не ошибаюсь – чистокровная немка…
Наступила страшноватая пауза. Лица у всех стали вытягиваться и менять свое выражение и естественный цвет. У кого от растерянности. У кого от гнева. А у кого и от страха…
И неизвестно, чем бы закончился этот странный, пренеприятнейший и непонятно куда ведущий разговор, не появись на пороге Гобеленовой гостиной невысокий кряжистый человек с красным от мороза лицом в генеральском мундире.
– А вот и доктор Тиман, – радостно вскричал Светлейший. Все вздохнули с облегчением. Вернее, выдохнули.
– Карл Иваныч, дорогой, тут, можно сказать, государственной важности дело! Обняв врача за плечи, Потёмкин быстро и вполголоса изложил ситуацию.
– Ну, в общем, вам понятно, в чем основная суть осмотра, интересующая меня более всего? Кстати, пациент, похоже, ваш соотечественник. Выговор прусский. Он, признаться, весьма удивил нас всех своими пангерманскими взглядами на окружающий мир… Я такого абсурда никогда не слышал…