Я прижимаюсь к Сэму теснее — потребность утешать трансформируется в потребность быть утешенной. Я скольжу руками по его телу, его сердце стучит у меня под ладонями.
До сих пор мои отношения с Фрэнком были исключительно платоническими. Возможно, он считает меня невинной и не хочет переступать черту. Еще вероятнее, учитывая его репутацию, что для этих дел у него есть более опытные женщины, и для удовлетворения потребностей я ему не нужна. Я — кукла, которую выставляют на полке и редко берут в руки, с которой никогда не играют — она дорогая и красивая, а самое главное — вызывает зависть.
Но стоит мне коснуться Сэма, и желание, спящее внутри меня, свернувшись кольцами, поднимает голову и охватывает меня с такой силой, что я едва могу дышать.
Сэм втягивает носом воздух, глубоко и прерывисто, выражение его лица непроницаемо. Он убирает волосы с моего плеча, проводит пальцем по подбородку — его рука слегка подрагивает.
— Элизабет.
Мое имя, произнесенное им, звучит как самая прекрасная музыка.
Меня пронзает чувство торжества — я склоняю голову ему в ладонь, ощущая щекой нежную трепетность его пальцев.
Я уже давно веду всех за собой и забыла, что можно прикасаться вот так — точно я что-то хрупкое и меня надо холить и лелеять.
Билли это было невдомек.
В наших с ним отношениях мы были точно Далила с Самсоном, и я вела.
Но сейчас Сэм перехватывает у меня инициативу с уверенностью мужчины, знающего, чего он хочет, и от сознания того, что из загонщика я превращаюсь в объект охоты, по телу пробегает дрожь.
Сэм клонится вперед, ниже, ниже, его рот уже совсем близко, его дыхание обдает теплом мой подбородок, он тянет меня к себе, по коже разливается жар, наши губы вот-вот соприкоснутся…
Над нашими головами раздается громкий гудящий звук.
Я вздрагиваю в его объятиях.
— Что это?
Сэм быстро делает шаг вперед — наши руки расцеплены, и я снова вижу перед собой бывшего солдата, а ныне — федерального агента.
Он напряжен.
— Это самолет.
Мгновение спустя в поле зрения появляется небольшой объект — он ныряет между облаками, а за ним что-то полощется в воздухе.
Когда самолет пролетает над нами, мы поднимаем головы и читаем напечатанные на полотнище и теперь ясно различимые слова:
«Предупреждение об урагане».
— Это, наверное, самолет службы береговой охраны, — говорит Сэм.
— Есть основания для беспокойства?
Он отвечает далеко не сразу, и это затянувшееся молчание заглушает момент возникшей между нами близости.
— Я не знаю.
Я вижу, что его тяготит состояние нерешительности и незнание ответа.
У него на лице то же самое выражение, как несколько минут назад, когда он чуть не поцеловал меня.
Возможно, к большому сожалению.
Мне становится холодно, в воде уже некомфортно, все разом изменилось.
И после зловещих слов, мелькнувших в небе над нашими головами, эта крохотная полоска пляжа больше не кажется раем.
Глава 14
Когда паром наконец прибывает на Мэткемб-Ки, уже почти четыре часа дня — из-за сломанного винта путешествие заняло почти на три часа больше. Море было неспокойным, погода скверной, плавание бесконечным, а в животе у меня дискомфортно.
Вышел ли Том на промысел в такую непогоду? Или сидит дома в Ки-Уэст и догадывается, что я не вернусь? Или уже ринулся за мной в погоню?
Паромная пристань смыкается с небольшой гаванью, где швартуются рыбацкие лодки. Холодок пробегает по спине, когда я, стоя рядом с Джоном в ожидании высадки, окидываю взглядом ветхие суденышки и внимательно разглядываю лодки — ищу «Хелен».
На пристани выстроились машины, пассажиры надеются сесть на паром.
— Неужели он поплывет? — обращаюсь я к Джону.
— С одним винтом и в такую погоду — маловероятно.
— Вы правда считаете, что надвигается шторм? — На память приходят уверенные слова Тома, что все будет в порядке. Что-что, а море он знает.
— Трудно сказать. Но, надеюсь, будут приняты все меры предосторожности. Последние несколько месяцев народу в лагерях очень прибыло, многие понятия не имеют о том, какие тут условия, и никогда не сталкивались с ураганом. Лагеря затапливает даже при ливнях.
— А что будет со всеми вами, если начнется ураган?
— Должен прийти поезд, чтобы эвакуировать нас на север.
Тон, каким это сказано, выдает ход его мыслей.
— Думаете, не получится?
— Это будет сущий кошмар. Соблюдать порядок в лагере даже в погожий день сложно, а в критической ситуации вообще будет невозможно. Не говоря о том, что всех сразу не вывезешь, куда остальным деваться? Здесь нет возвышенностей, кругом вода, — он задумывается. — Если станет хуже, обещайте, что отправитесь на север. В Майами или дальше. В вашем положении попасть в шторм никак нельзя. Здесь вы хотя бы ближе к материку, чем в Ки-Уэст.
— Хорошо, — говорю я. — Надеюсь, шторм пройдет стороной.