Последний поезд на Ки-Уэст

Я не знаю, как Бюро погоды настолько ошиблось в вычислениях его траектории и времени удара, но сейчас их просчеты вряд ли имеют значение. Главное — это выжить.

Из-за непогоды дорога занимает гораздо больше времени, и когда мы прибываем на станцию, уже поздно. Я боюсь, что шанс на спасение мы упустили, но на подходе к депо мы видим толпы людей — мужчин, женщин и детей.

Сэм быстро паркует машину, берет меня за руку и тащит к станции. Шторм уже нанес ущерб зданию, ветер все крепчает, мимо со свистом пролетают обломки. Свободной рукой я прикрываю лицо от комьев земли и песка, кружащих в воздухе.

— Поезд уже ушел? — обращается Сэм к мужчине, который стоит ближе всех.

— Нет. Задержался в пути. Все еще ожидается.

Я оглядываю толпу. Много местных, которые держатся кучками, но немало и мужчин, похожих на тех, что мы видели в лагерях.

Сэм обнимает меня и привлекает к себе, защищая от толкотни и давки на пути к поезду. Царящий здесь хаос и отчаяние на лицах вызывают в памяти знакомые сцены после великого краха, когда люди, разгневанные и перепуганные, толпились перед банками…

— Я держу вас, — шепчет мне Сэм. Я прижимаюсь к нему, испытывая благодарность за то, что он такой сильный и не бросил меня в этом кошмаре. Я не доверяю ему, но в данный момент лучше быть с ним, чем самой по себе.

Откуда-то, перекрывая завывания шторма, доносится грохот, который начинает становиться все слышнее.

И вот вдали, подобно могучему чудовищу, возникает спешащий по рельсам поезд.

— У нас получилось! — кричу я, бросаясь Сэму на шею. Потом я подхватываю стоящую на земле сумку и, смешиваясь с пришедшей в волнение толпой, устремляюсь к поезду.

Но он не останавливается…

Он продолжает движение по рельсам и проезжает мимо.

К югу от нас расположен лагерь № 3. Поезд направляется туда? За ветеранами из того лагеря? Вернется ли он за нами? Но тогда будет слишком поздно. Шторм слишком сильный, он слишком близко.

За моей спиной слышатся крики и вопли — страх, царящий в толпе, достигает критической точки, когда поезд проходит мимо; вместе с ним мы лишаемся последней надежды.

Мы обречены.

Станционное здание уже существенно пострадало от разгула стихии — всем в нем не укрыться. Сколько людей погибнет?

Сотни.

— Он останавливается! — слышится крик.

Ну конечно, поезд затормозил впереди.

Люди бросаются к нему — матери с детьми на руках, пары, держащиеся за руки. Мы движемся в тумане, тела карабкаются вверх, отчаяние толкает нас вперед вопреки парализующей панике.

Меня задевает женщина, к юбке которой льнет крохотная девчушка. У женщины мрачный вид, шум толпы почти заглушает плач девчушки.

С другой стороны я слышу, как молится мужчина — он повторяет одни и те же слова, и его розовые губы составляют разительный контраст с мертвенной бледностью лица.

Люди подсаживают в вагоны детей, помогают взобраться пожилым, уплотняются, теснясь друг к другу. Сэм крепко держит меня за талию, увлекая к открытым дверям. Сверху тянутся руки и втаскивают меня внутрь. Я стою на краю и смотрю вниз, ожидая, когда поднимется Сэм.

Он обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, сразу позабыв свои прежние опасения.

Мы спасены, и только это имеет значение.

— Говорят, поезд заберет ветеранов из лагеря № 3, а после мы уберемся отсюда! — кричит стоящий рядом мужчина.

Нам не удалось побывать в лагере № 3, и я надеюсь, что брат ожидает там поезда, и скоро мы с ним встретимся, и он тоже будет в безопасности.

По составу пробегает дрожь — поезд готовится прийти в движение.

— Держитесь! — кричит мне Сэм, когда происходит невозможное. Вагон, который мгновение назад казался таким прочным и большим, вдруг становится неустойчивым, как консервная банка.

Не знаю, как долго он раскачивается и трясется на рельсах, — кажется, что целую вечность.

Люди вокруг меня кричат, дети плачут.

И так же быстро, как началась, тряска прекращается — и воцаряется тишина.

Вагон смолкает.

Я наклоняюсь к маленькому окошку, всматриваясь в мокрое стекло.

Небо на удивление чистое.

Картина перед моими глазами меняется так внезапно, что я почти не замечаю, когда это происходит. Стоило мне моргнуть, и вот уже противоестественно пасторального пейзажа нет. Вместо земли и неба передо мной голубизна.

Голубая стена.

Точно драгоценный камень совершенной чистоты, она переливается всевозможными оттенками голубого — тут и аквамарин, и бирюза, и лазурь.

Мозг пытается осознать возникший перед глазами образ, и я понимаю — это вода, подобно деснице божьей, вздымается все выше и выше, перекрывая собой все, — и обрушивается на нас всей своей бесконечной мощью…

И достигает меня. Ясно как день.

Слишком рано. Я не готова. Я не хочу умирать.

Ветер завывает в праведном гневе, я точно во сне — мимо летят обломки, в голове возникает резкая боль, я пошатываюсь и падаю, вода подхватывает меня, и наступает тьма.

Глава 21

Мирта

Волны бьются о берег, дождь молотит по жестяной кровле. Ветер оглушает — в его завываниях слышен нескончаемый свист.

Я вглядываюсь в окно, пытаясь понять, что происходит.

Я отдергиваю шторы…

Там, где был песок, теперь, подступая к белой веранде, плещется море.