Последний поезд на Ки-Уэст

— Он стал еще сильнее с тех пор, как я уехал из гостиницы. И дождь льет не переставая. Скоро дороги размоет, если уже не размыло.

— Все были уверены, что ураган пройдет мимо.

— В прогнозировании ураганов я не разбираюсь, но кто-то явно все не так понял, — мрачно говорит он.

Сейчас я способна сосредоточиться только на одной проблеме. Шторма мне не в новинку, а роды — это что-то пострашнее. А вдруг возникнут осложнения? Или с ребенком что-то не так? Рядом ни врача, ни повитухи, ни родных, ни близких. Я всегда хотела рожать дома и даже не думала, что это случится в незнакомом месте, посреди урагана.

— Я сказал вашей тете, что отвезу вас в гостиницу, но снаружи стихия. Если ребенок на подходе, вряд ли вам хочется застрять на дороге в ураган. Самое лучшее — пересидеть его здесь. — Джон осматривается. — Мне нужна горячая вода. И полотенца. Я сменю простыни, и мы уложим вас в постель.

Снова схватка, на этот раз сильнее предыдущей — я чуть не теряю сознание от боли. Джон садится на корточки рядом со мной, потирает мне спину, что-то говорит успокаивающим голосом — из-за шума в ушах я почти не слышу его слов.

Он сидит со мной и эту, и следующую схватку, а в интервалах между ними собирает все необходимое и снимает с постели грязные простыни. Он держится удивительно спокойно, действует быстро и, я бы даже сказала, уверенно.

Должно быть, на войне можно всякому научиться.

За то время, что Джон находится здесь, погода совсем испортилась. Ставни закрыты наглухо, то и дело снаружи доносятся гулкие удары.

Каждый раз Джон вздрагивает.

— Вы в порядке? — спрашиваю я.

Он кивает — губы плотно сжаты, лицо бледное.

Джон помогает мне лечь на кровать, на чистую простыню, которую он нашел в шкафу.

— И часто вам случалось принимать роды? — шутливо интересуюсь я в коротенький промежуток между схватками, пытаясь отвлечь его от нарастающего рева стихии.

— Часто? Нет. Я пошел на войну сразу после окончания медицинской школы.

— Вы врач? — Я моргаю.

— Я был врачом.

Что-что, а такого ответа я никак не ожидала.

— Вы удивлены? — спрашивает он.

— Пожалуй. А почему вы никогда об этом не говорили?

— Потому что я был врачом. До и во время войны. Но это было давно. Когда я вернулся домой из Франции, я пытался возобновить практику, но это оказалось слишком сложно. Кровь, воспоминания. Я впадал в ступор в операционной, руки дрожали… — Он сглатывает. — Я больше не мог этим заниматься.

— И поэтому вы приехали в гостиницу? — спрашиваю я. — Потому что думали, что мне понадобится помощь с ребенком?

— Я беспокоился о вас. Сегодня в лагере только и разговоров, что об урагане. В Айламораду отправляют поезд для эвакуации.

— Так почему же вы не уехали с ними? Вам следовало сесть на поезд.

— Я там, где я нужен. Как вы — очень больно?

— Не очень, — лгу я.

— Я останусь с вами. Я никуда не уеду. С вами и с малышом все будет в порядке.

Я слишком боюсь, чтобы озвучивать обуревающие меня страхи. Однажды пережитая утрата не стирается из памяти, и невозможно игнорировать голос, тихо твердящий в голове, что это случится снова. Не видать мне покоя, пока не возьму малыша в руки, и даже тогда…

Я хватаю Джона за руку и стискиваю ее во время следующей схватки — боль такая, что невозможно произнести ни слова. Глаза застилает пеленой — Джон находится рядом, держит мою руку, и когда шум снаружи становится громче, его пальцы слегка подрагивают.

Мое тело уже как будто чужое, и все стыдливые мысли о том, что почти незнакомый мужчина видит меня в таком положении, окончательно забыты.

С каждой схваткой, с каждым пережитым мгновением я, прежняя, превращаюсь в кого-то нового, кого я почти не знаю.

Роды происходят так быстро, ребенок появляется на свет независимо от того, готова я или нет. Снаружи завывает ветер, дом содрогается, а мир вокруг меня просто исчезает. Джон стоит где-то там, у меня между ног, его голос звучит успокаивающе и побудительно, а затем и он пропадает, и теперь я одна, тужусь, тужусь…

Ребенок кричит.

Глава 20

Элизабет

Мы с Сэмом стоим напротив друг друга в его номере — на полу валяются фотографии, где я запечатлена на улицах Нью-Йорка, старые газетные вырезки, снимки, когда-то стоявшие в рамочках в доме моих родителей.

— Вы мне врали с самого начала, — говорю я.

— Нет… я… не все было ложью.

— Отлично. Тогда начнем с самого начала. Кто вы такой?

— Меня зовут Сэм Уотсон. Как я и говорил. Я работаю на правительство. Это — чистая правда. Значок настоящий. Я ловлю преступников — внедряюсь в их структуры, работаю под прикрытием и становлюсь для них своим. Это самый простой способ подобраться к ним близко и расположить к себе.

Все это время я переживала о том, что Фрэнк отправит кого-нибудь за мной. Мне даже в голову не приходило, что он уже это сделал.

— Ловите сбежавших невест в том числе?

— Да.

— Значит, все это дело рук Фрэнка.

— Да.

— И что он вам сказал, когда давал это поручение? Проследить за мной до Ки-Уэст?