Последний полет Шестипалого

–Но в чем противоречивость ваших впечатлений, почему эти тексты кажутся столь неоднозначными, что отделяются от основного корпуса книг Кастанеды?

-Чтобы ответить на этот вопрос, стоит вспомнить о месте и времени публикации первых его книг. Это Америка 60-х, движение хиппи, Кизи и Лири, Проказники и Тесты.

-Лучшего времени и места не найти.

–Да, действительно, перед нами удивительное совпадение. Кажется, что книги Кастанеды нашли своего читателя именно тогда, когда могли произвести эффект разорвавшейся бомбы. Попробуем представить, что Кастанеда пишет свою историю на десять лет раньше? Или позже? Но нет, мы видим, что первые книги Карлоса, более напоминающие произведения художественной литературы, чем оккультные трактаты, испещренные пентаграммами и схемами расположения чакр, появляются перед толпой, всё ещё пребывающей в сексуально-наркотическом угаре. Ещё не покинули свои трибуны вожди революции индивидуальности, ещё на слуху имена Кизи, Лири и прочих, но закат уже близок. И вот тут-то раздаются первые слова Кастанеды.

-Что если первые книги Карлоса были своеобразной приманкой для такой публики? Ведь там тоже говорилось о якобы простых и быстрых рецептах духовного просветления?

–Может и так, хотя не помню, чтобы учитель Кастанеды говорил о чем-то другом, кроме необходимости наполнить свою жизнь дисциплиной, трезвостью и тотальным самоконтролем. Скорее, каждый находил в его книгах то, что хотел. Проблема ещё и в том, что я оцениваю его тексты с точки зрения читателя досетевой эпохи. Мне трудно судить о том, как могут прочитываться книги Кастанеды сегодня, когда вокруг столько информации.

– Но творчество Кастанеды не теряет своей актуальности, его книги переиздаются и по-прежнему находят своего читателя.

-Это так. Мы получаем все и сразу, нам доступен любой порядок прочтения, мы можем заглянуть в будущее для молодого Пелевина или Кастанеды. А потому мы можем вернуться ко времени публикации первых двух книг Кастанеды и увидеть, что эти произведения привлекли внимание читателей, падких на истории про колдунов, говорящих ящериц и опыты интоксикации дурманом. Что интересно, желаемого продолжения так и не последовало. Уже в третьей книге, названной «Путешествие в Икстлан», главный герой всего цикла, загадочный дон Хуан начинает говорить о трезвости, дисциплине и самоконтроле.

-Третья книга – рубикон?

–В каком-то смысле, да. И я рекомендую начинать чтение Кастанеды именно с «Путешествия в Икстлан». Это вполне самодостаточное произведение, а первые две книги в большей степени обложка, некий фильтр или даже барьер, который необходимо преодолеть. Не думаю, что я погрешу против истины, если скажу, что уже в третьей книге повествование приобретает несколько иной характер, многое меняется чуть ли не самым принципиальным образом, а потому складывается впечатление, будто история меняется, будто только сейчас она и начинается.

-Что же тогда было до этого?

–Хуан знал, что Карлос пишет книги. Даже больше, он мог это знать, ну или по крайней мере предполагать. А это значит только одно: слова и поступки дона Хуана могли были адресованы не только Карлосу, но и массе его будущих читателей.

-Миллионам читателей?

–Я допускаю, что дон Хуан вел Кастанеду по тропе знания не только как ученика, но и писателя.

-То есть у Хуана был какой-то план, замысел?

–Почему бы и нет. Даже больше, дон Хуан мог намеренно обучать Кастанеду так, а не иначе, чтобы повысить привлекательность его первых книг, чтобы забросить наживку для читателей.

-Хорошо, с этим все более-менее ясно. Я одного не пойму, в какой степени – большей или меньшей – мы будем говорить о Кастанеде, а в какой о Пелевине?

–Мною запланирован цикл бесед, посвященных ранним произведениям Пелевина. Это три повести – «Затворник», «Желтая Стрела» и «Принц Госплана», а также роман «Жизнь насекомых». «Затворник» видится мне вещью наиболее кастанедианской, чем прочие, а потому параллельно обсуждению повести о цыплятах будет нелишним вспомнить о Кастанеде, поразмышлять над судьбой и творчеством этого автора. Ну и вообще, попробовать ответить на главный, сам собою напрашивающийся вопрос: а что это было?