Последний полицейский

— Подавленным? — Она улыбается с легкой иронией. — Разве не все мы сейчас подавленны, детектив? Невыносимым грузом неизбежности. Вы не подавленны?

Я молчу, но фраза «невыносимый груз неизбежности» мне тоже нравится. Так лучше, чем «это сумасшествие» Гомперса и «большая котлета» Макгалли.

— А вы не заметили, мисс Эддс, когда и с кем вчера ушел мистер Зелл?

— Нет, — говорит она, и ее голос падает на полтона, а подбородок опускается к груди. — Я не заметила ни когда он покинул офис, ни с кем.

Я на секунду теряюсь, а когда соображаю, что эта внезапная наигранная серьезность — всего лишь подначка, девушка уже продолжает прежним тоном:

— Я сама ушла рано, около трех. У нас сейчас довольно свободное расписание. Но Питер, когда я уходила, точно был на месте. Я помню, как махнула ему на прощание.

Передо мной живо встает образ Питера Зелла вчера в три часа пополудни. Он провожает взглядом уходящую секретаршу шефа, красивую и собранную. Она с дружеским безразличием машет ему, и Зелл нервно кивает в ответ. Ссутулившись за своим столом, поправляет очки на переносице.

— А теперь, простите, — резко говорит Наоми Эддс, — мне нужно вернуться к работе.

— Конечно, — вежливо киваю я, мысленно добавляя: «Я тебя не звал. И не просил задерживаться». — Да, мисс Эддс, еще одно. Что вы делали сегодня утром у «Макдоналдса», где было найдено тело?

На мой неопытный взгляд, вопрос тревожит мисс Эддс — она отводит глаза, и на щеках проступает легкий румянец, — однако девушка овладевает собой и с улыбкой отвечает:

— Что делала? Я все время туда хожу.

— В «Макдоналдс» на Мэйн-стрит?

— Почти каждое утро. Точно. Выпить кофе.

— Выпить кофе можно гораздо ближе.

— У них хороший кофе.

— А почему вы не зашли?

— Потому что… потому что в последнюю минуту спохватилась, что забыла кошелек.

Я складываю руки на груди и выпрямляюсь в полный рост:

— Это правда, мисс Эддс?

Она складывает руки на груди, копируя мою позу, и смотрит прямо в глаза:

— А это правда просто следственная руина?

И я остаюсь провожать взглядом ее спину.

* * *

— Вы про того коротышку спрашивали. Правильно?

— Простите?

Старикан охранник сидит на том же месте, где я его оставил, развернув стул к лифтам, словно застыл в этой позиции на все то время, что я работал наверху.

— Про того, кто умер. Вы сказали, идете в «Мерримак-жизнь» насчет убийства.

— Я сказал, что расследую подозрительную смерть.

— Ну да. Так это насчет коротышки. Мелкий, как белка, очкастый?

— Да. Его звали Питер Зелл. Вы были знакомы?

— Не-а. Не больше чем с любым, кто работает в здании. Здоровались. Вы коп, говорите?

— Детектив.

Дубленое лицо старика на миг сводит дальняя родственница улыбки.

— Я служил в авиации. Во Вьетнаме. А когда вернулся, тоже хотел стать копом.

— Эй, — повторяю я пустые слова, которыми мой отец обычно отвечал на пессимизм и безнадежность, — никогда не поздно!

— Ну, — охранник хрипло откашливается и поправляет мятую фуражку, — теперь-то уже поздно.

В тускло освещенном вестибюле тянутся секунды, а потом охранник говорит:

— Так прошлой ночью того худышку подхватил с работы тип с большим красным грузовиком.

— Красный грузовик? На бензине?

Бензина ни у кого нет — ни у кого, кроме полиции и армии. ОПЕК прекратила экспорт нефти в начале ноября, канадцы последовали ее примеру парой недель позже, и на этом все. Министерство энергетики пятнадцатого января вскрыло стратегические резервы, все получили бензина на девять дней и больше не получат.

— Не бензиновый, — поправляет охранник. — Судя по запаху, на растительном масле.

Я киваю и в волнении шагаю ближе к нему, разглаживая усы ребром ладони.

— Мистер Зелл сел в машину добровольно или против воли?

— Ну его никто не заталкивал, если вы об этом. И пистолетов я не видел — никакого оружия.

Я раскрываю тетрадку, щелкая ручкой.

— Как он выглядел?

— Выставочный «форд» старой модели. Шины восемнадцатидюймовые, «гудиер» без цепей. Сзади клубился дым и воняло как будто подгоревшим маслом.

— Так-так. Вы номера не заметили?

— Нет.

— А водителя рассмотрели?

— Нет. Я тогда не видел причин рассматривать. — Старик задумчиво моргает. Кажется, мой энтузиазм его позабавил. — Но он был крупный парень, это я точно говорю. Такой здоровяк.

Я, поспешно записывая, киваю.

— И вы уверены, что это был красный грузовик?

— Точно. Красный, среднего размера, на стандартной раме. А на боковой стенке кабины со стороны водителя большой флажок.

— Какой флажок?

— Какой флажок? США, — нехотя отвечает охранник, словно ему неприятно признавать существование других стран.