Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Примечательны и публичные речи монарха после восстания. Судя по сохранившимся материалам, Николай I произнес одну и ту же по содержанию речь несколько раз – в 1831 г. во время приема польской депутации в Петербурге, а также в 1835 г. в имении Лазенки под Варшавой[872]. При этом повторялась и мизансцена – император перебивал депутата, начавшего было произносить заготовленный текст. Вероятнее всего, первоначальный, достаточно короткий текст[873] был расширен для произнесения в Польше 4 (16) октября 1835 г.: «Вы хотите меня видеть? Вы меня видите! Вы хотите мне говорить речь? Я этого не хочу, избавляя вас от лжи, да, господа, избавляя вас от лжи. Знаю, что чувства ваши не те, каким вы хотели заставить меня поверить. Знаю, что большая часть из вас… в прежних обстоятельствах были бы готовы вновь начать то, что вы делали во время революции. Не вы ли сами за пять лет, за восемь лет говорили мне о… преданности, не вы ли оказывали мне самые торжественные изъявления привязанности… а… после этого вы разрушили свои клятвы. Вы совершили ужасные дела! Императору Александру, сделавшему для вас более, нежели русскому императору должно было сделать, говорю так потому, что так думаю, осыпавшему вас благодеяниями, попечительному об вас более, нежели своих настоящих подданных и сделавшему из вас народ самый щедрый, самый цветущий – императору Александру заплатили вы самой горькой неблагодарностью. Вы никогда не умели довольствоваться положением самым выгодным и кончили тем, что сами разрушили свое благополучие… Воспитайте для добра детей ваших, внушая им основания… верности к их государю»[874].

Эта речь являет собой перечень упреков, которые Николай I предъявил полякам, главным из которых была объявлена неблагодарность. При этом, обвиняя своих «скверноподданных», как впоследствии выражался император, в нарушении преданности ему лично, все благодеяния, которыми была осыпана Польша, монарх приписал императору Александру I. Последний, по мнению Николая, проявлял заботу о поляках более, чем о «своих настоящих подданных», и более, «нежели русскому императору должно было сделать». Интересно, что себя из этой композиции, выстроенной вокруг чрезмерно неоправданных даров полякам, император удалил, делая Александра, с одной стороны, обманутым поляками, а с другой – порицаемым за легковерие. Показательно, что в этом тексте отсылка к коронации («Не вы ли сами за пять лет, за восемь лет говорили мне о… преданности») носит скорее завуалированный характер по отношению к версии 1831 г., где упрек был выражен прямо: «…вы так же кланялись в 1829 году»[875]. При этом просвещенческий пафос николаевской речи («воспитайте для добра детей ваших») был направлен в будущее, опуская занавес над прошлым[876].

5.3. Путь домой: Варшава – Киев – Петербург

После короткого пребывания в Берлине Николай вернулся в Варшаву. Здесь он получил новость о Кулевчинском сражении, завершившемся победой, которую он так давно ждал[877]. Новость привела императора в восторг. Доставивший сообщение князь Трубецкой так передал реакцию монарха: «Трудно описать впечатление, произведенное на императора известием… Будучи на вершине радости или, вернее, счастия, он осыпал меня поцелуями, бросился на колени, чтобы поблагодарить Бога, и тотчас же назначил меня своим флигель-адъютантом и полковником – две милости, которых я никоим образом не ожидал одновременно. Затем, не дав мне времени опомниться, он увлек меня на свои дрожки, чтобы отправиться сообщить эту приятную новость великому князю Константину… Вечером в день моего приезда император снова призвал меня к себе в кабинет и, пригласив пить с ним вместе чай, около двух часов разговаривал со мною наедине о том, как вообще у нас обстоит дело»[878]. По случаю победы было объявлено о многочисленных наградах; командовавший армией Дибич получил орден Св. Георгия[879]. Находясь в Варшаве, Николай получил и еще одну радостную новость – адмирал Грейг сообщал в своем рапорте о действиях брига «Меркурий» под командованием капитан-лейтенанта А. И. Казарского. Команда небольшого поврежденного судна, атакованная турками, приняла решение не сдаваться, а в крайнем случае поджечь корабль. Однако «Меркурий» не только выдержал обстрел со стороны двух больших турецких кораблей, но и нанес последним серьезные повреждения[880].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии