Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Благочестивый Великий Государь Император!

Исходя в сретение Тебе Богом хранимая и Тобою покровительствуемая Киевская Обитель, приветствует Тя, Помазанника Божия иерусалимским гласом: осанна! благословен [град сей] во имя господне! подобно иерусалимлянам постилая ризы по пути Твоем, она преклоняет к стопам твоим и головы и сердца свои, Тебе покорная и преданная… перед тобою возносит светильники храма Божия, Тебе ожидающия в молебенном о Тебе гласом: Господи спаси Царя и услыши его в оные аще день призовет Тя. А древний летами, но веселием юнящий ныне град Киев в восторге совосклицает приветствуя Тебя: се Царь наш грядет к нам украшенный новым венцем соплеменные нам Державы, блаженствующей под Его скипетром! Се Отец Отечества нашего и их! Общий наш ангел-хранитель! Надежда нашего благоденствия и спокойствия! Прославленный страхом врагам нашим и благотворениями верноподданным! Сия Слава Твоя, Великий Государь, озаряет уже всю Вселенную и возбуждает ревнование иноплеменных. Но нам, сынам России, принадлежит особенное щастие наслаждаться оною. Живи убо, Благочестивый Государь, во Славе сей для благоденствия нашего! Обтекай с нею подобно лучезарному и теплотворному Солнцу все пределы Твоея державы! Оживляй Отеческими взорами Твоими как приближенных, так и отдаленных чад Твоих! Они жаждут всегда зрить Тебя и молят Вышнего, да будут благословенны всегда и везде входы и исходы Твои![898]

По сути, в своей речи митрополит попытался осмыслить произошедшее в Польше событие: древний, но «веселием юнящий» Киев, подобно Иерусалиму, приветствовал императора, который шествовал, «украшенный новым венцем». Венец, названный здесь новым, принадлежал державе «соплеменной» – Польше. Последняя представала в тексте субъектно («держава их») и одновременно вместе с Россией. Установленное единство зиждилось на двух основаниях – братстве народов и процветании («блаженстве») Польши под скипетром Николая I. Император в речи Болховитинова соотносился в рамках классических аллюзий с солнцем, а также с ангелом, что может быть прочитано как скрытая отсылка к Александру I. Однако примечательнее всего тот факт, что Николай был представлен в речи митрополита как «Царь наш», то есть русский, и при этом «Отец Отечества нашего и их».

Единение двух народов было подчеркнуто противопоставлением последних «иноплеменным» и «врагам». Образ «враги наши», то есть враги России и Польши, вполне соотносился, например, с турецкой темой, которую активно продвигал во время коронации сам император.

Из речи митрополита очевидно, однако, что процесс поиска нового символического языка для позиционирования единства России и Польши находился в этот момент в самом начале. Целый ряд образов и аллюзий в речи Евгения (Болховитинова) были интерпретационно многозначны или доведены до крайности. Например, с одной стороны, не ясно, касалась ли формула «сыны России» непосредственно Польши, а с другой – можно ли воспринимать указание на «приближенных, так и отдаленных чад» как попытку дать новообразованному единству народов своего рода иерархию.