Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Сложно сказать, насколько действия Болховитинова были его личной инициативой, ведь Киев конца 1820‐х гг. был городом, в значительной степени ориентированным на Польшу[899]. Показательна, в частности, поданная императору «Записка… с обзором положения Царства Польского в 1829 году», которую составило Третье отделение. «Дух жителей Киева, – писал неизвестный автор, – полностью успокоился, они готовы к тому, что их полностью отделяют от польских провинций. Между ними много русских, которые понемногу восстанавливают былую национальность»[900]. Вместе с тем подобная речь, произнесенная при возвращении императора в Россию, показывает, что коронация и – шире – польский сюжет во властном нарративе Российской империи могли стать частью николаевского «сценария власти». По крайней мере, к такой возможности присматривались.

К моменту приезда в Петербург император полностью уверил себя, что все произошедшее является залогом спокойствия в западных землях империи. Находясь в Северной столице, Николай I начал обдумывать, как надлежит связать две части его империи. Он планировал новую дорогу на запад – еще в Варшаве он заслушал доклад Главноуправляющего путями сообщения герцога Александра Вюртембергского о проекте прокладки новой дороги между Санкт-Петербургом и Ковно через Псков и Динабург[901].

В этом же году была создана Комиссия для составления положения о шляхте, находящейся в присоединенных от Польши губерниях. Речь шла об институционализации мелкой шляхты как привилегированного сословия[902]. Вскоре императору был представлен проект «О переселении безземельной польской шляхты в Новороссийский край»[903]. Указывая, что «заселение пространных степей Новороссийского края всегда было целью Правительства, непрестанно пекущегося о благосостоянии всех сословий в государстве»[904], и обрисовав Новороссию как уголок рая, автор проекта подробно остановился на социальных проблемах «бродячей» польской шляхты, представители которой, «не имея ныне собственности и скитаясь по разным местам в государстве, принуждены часто снискать пропитание разными способами недостойными имени их и вступая в должности отяготительные даже для простого поселянина подвергаются иногда рабству зажиточных в Польше помещиков»[905]. Итогом рассуждений стало предложение организовать переселение «бродячей» польской шляхты в Новороссию. Переселенцев планировалось наделить значительными участками земли «в вечное и потомственное владение», освободить от повинностей, выдать пособия и ссуды, а также дозволить «пользоваться свободною торговлею и промыслами» и выбирать своих старшин и пр.[906] Впечатляет, что работа над положением об улучшении жизни польской шляхты не прерывалась, даже когда в Варшаве уже несколько месяцев полыхало восстание, а великий князь Константин, едва не убитый во время нападения повстанцев на Бельведер, бежал за пределы Царства.

Уверенность императора, что благодаря его действиям в Царстве Польском установилось полнейшее спокойствие, не смогли поколебать даже сообщения о так называемом заговоре В. Смагловского. Когда монарх уже достиг Петербурга, из Варшавы пришла информация о готовившемся во время коронации покушении. Следственная комиссия во главе с Н. Н. Новосильцевым первоначально полагала весь заговор следствием бурного празднования, устроенного студентами Варшавского университета в апреле 1829 г.: «В день имянин Смагловского собралось к нему несколько молодых людей и когда умы были разгорячены вином, то Смагловский в общем разговоре, обратившемся случайно на польскую историю, излил собеседникам свои сомнения, что едва ли они способны питать ту же преданность, примером коей служат Ходкевич… и Костюшко – они утверждали единодушно, что они преданы отечеству… а Смагловский, взяв лист бумаги и написав на оном „Я буду защищать Отечество свое до последней капли крови“, дал им подписать сие обещание. Гости Смагловского, вспомнив на другой день о своем поступке, возвратились к нему, потребовали возврата своей подписи и сожгли оную»[907]. Поступок шляхтича стал известен в университете, и Смагловский был исключен из числа студентов. Он покинул Варшаву, отправившись в Гостынь, где смог найти себе место учителя[908]. В сентябре 1829 г., впрочем, Смагловский вернулся в Варшаву, где был арестован[909].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии