Сложно сказать, насколько действия Болховитинова были его личной инициативой, ведь Киев конца 1820‐х гг. был городом, в значительной степени ориентированным на Польшу[899]
. Показательна, в частности, поданная императору «Записка… с обзором положения Царства Польского в 1829 году», которую составило Третье отделение. «Дух жителей Киева, – писал неизвестный автор, – полностью успокоился, они готовы к тому, что их полностью отделяют от польских провинций. Между ними много русских, которые понемногу восстанавливают былую национальность»[900]. Вместе с тем подобная речь, произнесенная при возвращении императора в Россию, показывает, что коронация и – шире – польский сюжет во властном нарративе Российской империи могли стать частью николаевского «сценария власти». По крайней мере, к такой возможности присматривались.К моменту приезда в Петербург император полностью уверил себя, что все произошедшее является залогом спокойствия в западных землях империи. Находясь в Северной столице, Николай I начал обдумывать, как надлежит связать две части его империи. Он планировал новую дорогу на запад – еще в Варшаве он заслушал доклад Главноуправляющего путями сообщения герцога Александра Вюртембергского о проекте прокладки новой дороги между Санкт-Петербургом и Ковно через Псков и Динабург[901]
.В этом же году была создана Комиссия для составления положения о шляхте, находящейся в присоединенных от Польши губерниях. Речь шла об институционализации мелкой шляхты как привилегированного сословия[902]
. Вскоре императору был представлен проект «О переселении безземельной польской шляхты в Новороссийский край»[903]. Указывая, что «заселение пространных степей Новороссийского края всегда было целью Правительства, непрестанно пекущегося о благосостоянии всех сословий в государстве»[904], и обрисовав Новороссию как уголок рая, автор проекта подробно остановился на социальных проблемах «бродячей» польской шляхты, представители которой, «не имея ныне собственности и скитаясь по разным местам в государстве, принуждены часто снискать пропитание разными способамиУверенность императора, что благодаря его действиям в Царстве Польском установилось полнейшее спокойствие, не смогли поколебать даже сообщения о так называемом заговоре В. Смагловского. Когда монарх уже достиг Петербурга, из Варшавы пришла информация о готовившемся во время коронации покушении. Следственная комиссия во главе с Н. Н. Новосильцевым первоначально полагала весь заговор следствием бурного празднования, устроенного студентами Варшавского университета в апреле 1829 г.: «В день имянин Смагловского собралось к нему несколько молодых людей и когда умы были разгорячены вином, то Смагловский в общем разговоре, обратившемся случайно на польскую историю, излил собеседникам свои сомнения, что едва ли они способны питать ту же преданность, примером коей служат Ходкевич… и Костюшко – они утверждали единодушно, что они преданы отечеству… а Смагловский, взяв лист бумаги и написав на оном „Я буду защищать Отечество свое до последней капли крови“, дал им подписать сие обещание. Гости Смагловского, вспомнив на другой день о своем поступке, возвратились к нему, потребовали возврата своей подписи и сожгли оную»[907]
. Поступок шляхтича стал известен в университете, и Смагловский был исключен из числа студентов. Он покинул Варшаву, отправившись в Гостынь, где смог найти себе место учителя[908]. В сентябре 1829 г., впрочем, Смагловский вернулся в Варшаву, где был арестован[909].