Последний порог

— Подозревают, что он агент Коминтерна.

Гейдрих вскочил на ноги. Было заметно, как он взволнован.

— Радович? Начинаю припоминать. Я, кажется, встречал его имя в каком-то донесении. Агент Коминтерна? Прекрасно! — Тихо рассмеявшись, спросил: — Но почему Канарис считает арест парня провалом?

Шульмайер тоже встал, приблизился к Гейдриху. Он должен выиграть битву теперь же, и сразу возникла мысль о возможной опасности. Ну что ж, останавливаться он не имеет права. Уж если он не убил Берната, то надо идти до конца.

— Рени, — спокойно сказал он, — я знаю, как ты ненавидишь Канариса, но и ты должен признать, что Грек самый талантливый военный разведчик всех времен и народов.

— Какое это имеет отношение к делу Радовича?

— Сейчас поймешь. Я говорил тебе, что французская военная разведка нам часто докучает. В соседних с рейхом странах она насадила своих резидентов, создав хорошо действующую сеть. Полгода назад Канарис раскусил их тактику. Французский генеральный штаб сообразил, какие возможности представляют собой акции так называемого Народного фронта коммунистов. Народный фронт — это противник нацизма. Гуманистическая обязанность всех наций, их интернациональный долг — бороться против рейха. Чешские, польские, венгерские, югославские коммунисты сражаются против нас, но никого из них невозможно склонить, чтобы он стал агентом французской разведки. Как можно поступить в данном случае? Секретная служба Франции делает так, что ее агенты работают от имени Коминтерна.

— Выходит, Радович работал на французскую разведку? — спросил Гейдрих.

— Вот именно. Радович — коммунист и твердо уверен в том, что выполняет задания Коминтерна.

— Где он теперь?

— В тюрьме «Колумбия». Вообще-то на парня донесли еще в Венгрии. Брауну сообщила о нем венгерская полиция. На будущей неделе Радович должен был встретиться в Париже с одним из руководителей второго бюро. Мы планировали проследить за ним, разведать при его помощи линии связи, а уж потом завербовать. Канарис рассвирепел потому, что план, в общем-то гениально им разработанный, провалился из-за вмешательства Брауна. И всю вину за это он сваливает на меня. Я, по его мнению, должен был предвосхитить события.

Гейдрих нервно заходил по комнате:

— Кто донес на парня?

— По имеющимся данным, Аттила Хайду, старший сын генерал-майора, лейтенант гусарского полка.

— Хайду? Сын военного атташе в Лондоне?

— Так нам сообщили. В настоящее время генерал-майор находится вместе с семьей в Берлине.

— Знаю, — сказал Гейдрих и, немного помолчав, добавил: — Он находился в Берхтесгадене в качестве одного из военных экспертов Хорти. Приятный, образованный человек. Хорошо подготовленный специалист, отлично разбирается в вопросах военной политики. Ты сказал, что этот парень... Как его зовут?

— Радович, Милан Радович.

— Коммунист?

— Да.

— Откуда семья Хайду знает его? Генерал, насколько мне известно, убежденный антикоммунист.

— Дело это запутанное, и все же довольно простое. Радович лишь считает себя коммунистом, но он не член коммунистической партии. Французская секретная служба разыскала его в Будапеште. Узнали об его прокоммунистических настроениях, и один из их агентов выдал себя за представителя Коминтерна.

— Понимаю, — сказал Гейдрих. — Теперь мне все ясно. — Лицо его на мгновение просветлело. — Я сам в свое время применил подобный трюк во флоте. В Таллине нам нужно было завербовать одного матроса, но на немцев он работать категорически отказался. Тогда через две недели я подослал к нему нашего агента, который завербовал его якобы для русских. Возможно, он и до сих пор работает, уверенный, что дает сведения русским. Знаешь, Хорст, это неплохой метод.

— Действительно. Но теперь скажи, что же нам делать?

— Прежде всего я выпью рюмку коньяку. Я устал. — Гейдрих достал из шкафа бутылку и две рюмки. — Я и тебе налью. Вдруг ты тоже захочешь? Вообще-то дело мне кажется довольно простым. За твое здоровье, дорогой Хорст!

Оба выпили. Гейдрих снова принялся ходить по комнате.

— Да, это дело не выглядит сложным... Когда этому парню надо быть в Париже?

— Третьего сентября, в четверг, — не раздумывая ответил Шульмайер.

— Так... А сегодня у нас суббота... — Гейдрих остановился, задумался: — Мы, конечно, не знаем, в каком он виде? А если он не в состоянии двигаться?

— Надеюсь, молодчики Брауна не забили его до смерти.

Гейдрих выпил вторую рюмку и, поставив ее на стол, подошел к окну.

— Освободить его я не могу: это показалось бы подозрительным. Французы вряд ли стали бы вести с ним дело дальше. Думаю, ты со мной согласишься. Да и Канарису это не понравилось бы.

— Правильно, — кивнул Хорст Шульмайер. — Они могли бы предположить, что мы его завербовали. Логично.

— Он должен бежать. Я это организую. Во вторник вечером мы переправим его в ораниенбургский лагерь. По пути следования после Хеннингсдорфа, у восьмого километрового столба, парень убежит. Дальше вы займетесь им сами.