Последний приют

Среди нас самым одиноким был Нури. По мере необходимости он выходил на сцену, произносил свои монологи и опять забивался в свой угол. Да еще и Ремзие… Она приходила всегда на работу первой, с таким выражением на лице, которое пресекало все попытки завести с ней дружбу. Она всегда была одна. Меня заботил только один вопрос: что делает здесь эта толковая чистосердечная девушка? Как уживется она среди них?

Были и такие, которые обижались на нее за это. Конечно же, во главе всех стояла Макбуле. Она попробовала с ней подружиться, но, поняв, что номер не пройдет, затаила на нее злобу. Иногда она язвительно называла ее «барышня», а иногда просто — «ледышка».

Наиболее бросающейся в глаза особенностью этой одинокой девушки была необычайная простота. Например, она могла лечь на пол, чтобы достать карандаш, закатившийся за шкаф, или пришить пуговицу дядьке, или же принести стакан воды Дюрдане. В противоположность другим, которые сразу обижались на замечания, она с готовностью отвечала: «Поняла!» Она весело смеялась даже над простыми шутками. Она никого никогда не просила о помощи, все делала сама. Когда не могли найти суфлера, она с готовностью работала за него. Она бралась за все, не боясь позора, а когда все получалось, ее глаза просто светились…

Однажды ходжа сидел на Краю подоконника. Неожиданно ноги его соскользнули, и он не смог удержаться. Ремзие, увидев это, быстро подбежала к нему, обняла, и они упали вместе. Ходжа из-за того, что остался под ней, немного расшибся. Ремзие заливалась от смеха. У нее была такая особенность: когда она чего-то стеснялась, то начинала громко смеяться. В конце концов ходжа, приподняв ее, поставил на ноги.

— Смейся, ради Аллаха, я, чтобы тебя рассмешить, готов выброситься с третьего этажа, — сказал он.

Глава одиннадцатая

Наконец-то мы вышли в море. Это была моя первая ночь в море после многих лет. Я находился один на юте, после того как мы отплыли из Зонгулдаге[64]. Лежал, завернувшись в плащ, в кресле-качалке.

Береговые огни, после того как мы взяли курс, быстро исчезли, и мы попали в бескрайние просторы. Птицы, хотя и было темно, все еще продолжали летать.

Я всегда чего-то ожидал от моря. Даже когда-то думал о том, чтобы построить небольшой парусник и на нем пуститься бороздить морские просторы. Ближе к последним годам перемирия, когда я искал работу, мне предложили место секретаря в конторе по перевозкам, которыми занималось одно Сенегальское грузовое судно. Капитан судна да и вся остальная команда были сенегальцами и говорили по-французски. Среди них оказались и те, кто знал арабский. Эта маленькая конторка находилась в одном из удаленных уголков пристани Сиркеджи[65]. Бывая там, я словно попадал в другой мир, где жили люди с другим цветом кожи.

Однако центральный штаб, от которого я тогда все еще зависел, запретил мне работать в этой конторе, тем самым обрекая на голодное существование.

Я вспомнил сейчас эту историю с перевозками под звук вздымающихся под нашим пароходом волн, словно совершил тогда какое-то путешествие. После этого грузового сенегальского судна, которое впоследствии превратилось в полупиратское, свою мечту о путешествиях я осуществил на прекрасном лайнере «Паке», когда впервые отправился во Францию.

Вместе с береговыми огнями погасли и огни на нашем судне. Остался гореть только большой вахтенный фонарь. Я задремал и опять стал видеть сон о Голубом и Черном.

В противоположность Голубому, в котором я представлял себе Ахмета Джеляля той ночью в «Тепебаши», на этот раз я начал видеть его в Черном, бредущим по неизведанным бескрайним просторам… Но вдруг я проснулся от негромкого голоса. Это был голос Макбуле, которая всегда заставала меня спящим.

У Макбуле была слабость. Вернее сказать одна из ее слабостей… Ее тянуло ко мне из-за одной вещи — непреодолимой степени моей отчужденности. Чувствуя, что со мной сможет пережить приятное приключение, она с неудержимой страстью рвалась ко мне. Когда ей казалось, что я нуждаюсь в помощи, она клала голову мне на плечо. Даже иногда заходя дальше, думая, что я не замечаю, подбирала подол платья, оголяя при этом ногу.

В конце концов я даже предположил, что она делает все это, потому что хочет стать любовницей второго человека в театре и тем самым сохранить чувство собственного достоинства и получать главные роли.

Иногда и я подумывал о ней, глядя на ее маленькое детское личико. Однако чтобы не дать повода для сплетен в нашем маленьком мирке, мы просто стали закадычными друзьями.

Макбуле опять поймала меня с поличным.

— А говорили, что устали и будете спать, — сказала она.

— А я что делаю?

— Вы даже не собираетесь спать. У вас ни в одном глазу! — воскликнула она. А потом опять, как ребенок на празднике, продолжила: — Я поняла: вы этой ночью просто решили скрыться от назойливых беспардонных вопросов капитана… — Увидев, что я молчу, она добавила: — Но у вас есть на это полное право… Я и сама еле сбежала от этого назойливого человека.