Последний приют

— Постойте, ребята, — сказала она и, повысив голос, начала петь вместе с музыкантом песни жителей черноморского побережья. Подобрав подол и сев на корточки возле него, она походила на бабку. Однако когда голос ее стал крепнуть, она превратилась в пылкую девушку.

Дядька даже сел на своей кровати. А Макбуле, словно утолив жажду мести, разволновалась и развеселилась.

— Ты развлекал первый класс, а мы развлекаемся здесь, — поддела она ходжу.

Я подумал, что ходжа ответит ей, однако он оказался настолько умен, чтобы не влезать в споры, в которых обязательно проиграет.

— Ну и прищучила меня эта баба! — сказал он и сразу добавил: — Однако она права!

* * *

Нежданно-негаданно из-за одной неприятной истории у многих испортилось настроение.

В нижней каюте, где мы развлекались, спал один хаджи, продающий книги о житие Мухаммеда и Энамы[68]. После того как мы разошлись по своим каютам и заснули, кто-то обшарил хаджу и украл порядочную сумму. Рано утром корабельный полицейский и капитан собрали всех на палубе и начали расследование, но вора так и не нашли. Однако появилось ужасное подозрение — они решили, что это дело рук Хаккы.

Кто же еще мог быть, если настоящий вор не найден? Логичный вопрос. Человек, который перекидывал деньги из одного кармана в другой… Кто мог лучше него провернуть это?

Из труппы в расследовании принимали участие и мы с господином Серветом. Не найдя ни одной зацепки, наш мозг начал работать: есть человек, который вытаскивал часы или деньги у кого-то из-под носа, а у кого и из кармана. То есть наш Хаккы!

Вначале эту шутку рассказывали друг другу смеха ради. Проводившие расследование чиновники смеялись.

— Ни к чему других обыскивать, — говорил полицейский.

Даже сам Хаккы хохотал. Однако время шло, и таяла последняя надежда найти хоть какую-нибудь зацепку. Атмосфера накалялась.

Между делом в каюту капитана привели бродягу в лохмотьях, путешествовавшего без билета.

— Поймали, поймали, — радовались мы.

Однако немного погодя беднягу отпустили. Все клялись, что непричастны к делу.

А Хаккы… Он словно застыл на месте рядом с маленьким Горбуном. Наверное, и его о чем-то расспрашивали. Даже такое его поведение уже настораживало. Хуже всего то, что и я начинал его подозревать. Можно ли не ощутить того, что витает в воздухе? Дело приняло настолько серьезный оборот, что все шутки относительно Хаккы прекратились. Я даже стал бояться своего воображения и подозрительности. Боялся услышать от свидетелей, входивших иногда в комнату следователей, что они, проснувшись среди ночи, видели тень, очень похожую на Хаккы. Это само по себе могло сделать преступником невинного человека. И я сам уже не знал, чему верить. Кто из нас может спасти себя от влияния этой напряженной удушливой атмосферы? В такой момент всему придается значение — и взгляду подозреваемого, и его словам…

Глава тринадцатая

В просвете я заметил Азми. Лицо бледно-желтое, губы словно сведены судорогой. Мне стало не по себе. Вот кто главный подозреваемый…

Я будто слышал крик адвоката:

«Если не брал, почему тогда бледнеешь? Невиновный человек разве боится правосудия?»

Бедняга Азми выглядел так ужасно, что я подошел к нему.

— Азми, я все понимаю, — начал я. — Однако ты не должен вмешиваться! В лагере, когда английские надзиратели набросились на нас, а потом две недели продержали в яме, разве тогда все произошло не из-за похожего случая? Мы уже не дети, это того не стоит!

Азми посмотрел на меня, по его лицу я понял, что он догадался; я говорил это не только, чтобы успокоить его. Но и себя тоже.

— Кого защищать? — спросил он с притворным изумлением. — Разве кто-то спрашивал о чем-то у Хаккы?

— Чтобы узнать правду, разве есть другой путь? — задал я вопрос. — Только предположения, предположения… Многое в этом мире обстоит именно так!

— Сулейман, — сказал Азми, сжав мне руки. — Я не уверен в том, что не закончу свою жизнь на виселице, как и мой отец. Но на данный момент тебе нечего за меня бояться. Ты не раскаешься в том, что ты для меня сделал…

В его взгляде было что-то похожее на слезы. Что может быть лучше этой справедливости?..

Наконец ближе к вечеру вора нашли. Деньги украл буфетчик. Он спрятал их в буфете под пустыми бутылками из-под газировки. Когда деньги обнаружили, он, как на духу, поведал, как украл их. Если бы он додумался сказать с простодушным видом: «Откуда мне знать! Кто-то подложил, наверное!» — подозрение опять-таки пало бы на Хаккы. Потому что все думали на него. Однако буфетчик оказался настолько наивным, что даже не догадался подумать об этом.

Некоторые из нас уже подошли к Хаккы.

— О Аллах, пусть такое больше не повторится! — успокаивали мы его.

Почему-то никто из следственной комиссии даже не извинился перед ним. А у него от всего этого безумия глаза наполнились слезами.

— Не за себя боялся, — прервал молчание бедняга, — плохой я или хороший, я из вас. Я вместе с вами. Если честно, то мне было очень тяжело…

Среди нас находилась и Ремзие. Она стояла к нам спиной, упершись руками о фальшборт. Ее словно не интересовало то, что происходило вокруг.