Последний приют

Пока я дремал в углу, дверь открылась. И совсем неожиданно появилось изящное и стройное создание с покрасневшим от слез и раздражения красивым лицом. Оно зашло в ванную комнату в пижаме и долго-долго там мылось. Уходя, в дверях оно столкнулось с ходжой. Он подошел ко мне с застывшим взглядом.

— Что это было? — спросил он. В его голосе не осталось никаких признаков усталости.

— Иногда так и хочется задушить этого бессовестного гада! — сморщившись, произнесла Макбуле.

Наконец пришли из дома культуры, чтобы забрать Хандан Джеляль.

Я не мог покинуть номер, так как хозяин отеля предупредил меня о том, что может прийти один военный, чтобы занять освободившуюся комнату.

Я увидел ее еще раз перед самым уходом. Ходжа, не выдержав, затерялся в толпе провожающих, чтобы в последний раз взглянуть на Хандан. После ее ухода он бросился в комнату, которую она покинула, и жадно стал осматривать ее ложе.

— Прошу вас, посидите немного в коридоре и разрешите мне убрать номер, — сказал ему вошедший работник отеля.

— Да что тут убирать? — разозлился на него бедный ходжа.

— Ведь тут человек спал.

— А если бы эта женщина не уехала сегодня ночью, а пригласила бы тебя к себе, тогда бы ты тоже испытывал отвращение?

— ……..

— То-то и оно. Тогда нет проблем?

В комнате, пропитанной запахом ее духов, я моментально отключился. Когда наконец мне удалось встать со своего места, была ночь. Со всех сторон гремела музыка из граммофонов и по радио. Развлечения шли полным ходом. В угловом муниципальном казино давала представление прибывшая труппа арабов.

Сладкая парочка Масуме и Мелек находились там. Рядом с ними Дядька. Я заметил, что ходжа с Пучеглазым и Пехлеван вместе пили. Азми был опять, как всегда, без настроения. Он сидел за отдельным столиком обиженный и уставший. Увидев, он подозвал меня к себе.

Пехлеван решил остаться здесь. Девушки-арабки пели песни. Потом подошли к Пехлевану стали в знак уважения и почитания целовать ему руку и пригласили на сцену. Он действительно очень хорошо пел песни. Раздался гром аплодисментов, оглушивший всю улицу.

Пехлеван был очень любезен с нами. Воспользовавшись этим, ходжа попытался поговорить с ним на волнующую его тему — Хандан.

— Знаешь, брат, слава Аллаху, что избавился от этой ноши. Вот потаскуха-то! Обчистила меня до нитки! Оставь ты разговор про эту бабу! Так поругались! Чуть не избил ее, да плакать стала, — сказал Пехлеван.

Глава тридцать четвертая

Мы проходили через снежную и открытую всем ветрам гору, через поселки, где, как и на горе, невозможно было найти кров. Потом, замерзая, поднялись на вершину и начали спускаться в долину, и тут в горной теснине, окруженной со всех сторон горами, мы застали лето. Погода была настолько теплая, что я даже заметил что перелетные птицы, отбиваясь от своих стай, спускаются сюда, чтобы повеселиться. Наш путь проходил под теплыми солнечными лучами. На одной стороне мы видели огороженные дворы с домами из красной черепицы. На деревянных террасах были подвешены связки сушеных фруктов и овощей. Газали никак не мог отогнать от своего лица назойливую и большую муху и пытался ее убить.

— Оставь ее, она — вестник тех теплых краев, куда мы направляемся, — сказал ему ходжа.

В самом деле, нам показалось, что мы находимся на Эгейском побережье. Мы пошли вдоль маленькой речушки. Поселок должен был находиться восточнее, около речки. А пока попалось только несколько оставшихся развалин — кругом привычный недодел. После позавчерашнего ветра и снега мы чувствовали себя разбитыми.

Мы узнали, что артисты в этих местах долго не задерживаются. Однако Пучеглазый предложил:

— Мы не должны проходить мимо, не разведав обстановки.

— Говорят, змей не ест землю из-за боязни, что она закончится! Так и я боюсь, что однажды все пути-дороги закончатся, и я окажусь дома, — с грустью говорил ходжа.

Мы вошли в поселок. Редкие дома то там, то тут были разбросаны по садам. Мы стали бродить наугад. После продолжительной прогулки оказались у кофейни с верандой из виноградных лоз. Сверху были еще ветки с зелеными листьями, на них висели маленькие, черные кисточки винограда.

Ремзие, потянувшись, сорвала одну кисть и угостила Дядьку.

Подойдя к речке, через которую шел низкий, каменный мост, мы заметили развилку и четыре дороги, ведущие к горе, что напротив. Странно еще то, что за мостом, впереди уже знакомой кофейни, виднелась заасфальтированная дорога, которая вела к недостроенной постройке, похожей на казарму. Из одной из лавок, расположенных по обе стороны постройки, вышел седой мужчина лет пятидесяти со значком на груди и подошел к нам. Справившись о нашем здоровье, он пожал женщинам руки, называя их «дорогими землячками». Мы попросили показать нам центр поселка.