Последний приют

Этот протест был похож на протест Газали, когда бросали шутки насчет его веры. Тогда он строго проговорил: «Нет, такими вещами шутить нельзя!»

Увидев толпу, у бедняжек, верно, снесло крышу.

Без толчка не получалось. Поэтому я опять, как полевой командир, взял бразды правления в свои руки.

— Мы должны все же поставить пьесу, Ремзие, — сказал я.

— Почему? Как?

— Как сможем. Мы ведь все можем.

— Не знаю, получится ли у меня?

Ремзие начала быстро готовиться. Она радовалась, будто ради меня шла на самопожертвование. За кулисами словно разорвалась бомба.

— Ты не должен был этого делать, Сулейман, — сказал Азми.

Многие из пьес потерялись. Но, с помощью Аллаха, в самую последнюю минуту мы нашли одну из них.

Очень редко наше представление начиналось в такой тяжелой обстановке.

Губернатор, паши и депутаты не удосужились даже присесть и стояли около задних рядов. Бросая обидные шутки, они самым наглым образом издевались над нами. Что это были за издевки! Иногда они сопровождались взрывами хохота.

Пьеса совсем не шла. Даже бедняга ходжа и тот растерялся. Языки у всех словно онемели. Зрители шумели и не слушали. Однако шишки не собирались покидать своих мест, так как больше негде было посмеяться. Мы все находились на взводе. Здесь была совершенно другая обстановка: паясничество ходжи, наши танцы и песни их не привлекали. В конце концов, когда они уже собирались уходить, занавес поднялся еще раз и на сцену вышли Масуме и Мелек. Они стали танцевать под звуки зурны, прихватив и одетого в цыганский наряд ходжу. Не знаю, что их заставило так страстно танцевать — собравшаяся в зале толпа или же чувство самопожертвования?

Под полинявшими и изрядно потрепанными платьями проглядывали молодые, стройные женские тела. Они танцевали и, улыбаясь, демонстрировали всю свою женственность. Это было открытие. Голоса стихли. А те, кто направлялся к выходу, вернулись обратно на свои места.

Глава тридцать первая

Постоянные дожди, а за ними и холода привели наше убежище в непригодное для жизни состояние. Глядя на спускавшихся с гор кочевников, мы приняли решение: наша компания пойдет на юг, в солнечные, теплые края. Солнце. Теперь мы видели его только на тарелке с фруктами. Сидя перед картой Азми, мы прочерчивали себе дорогу. Сможем ли мы пройти по этому пути? Никто из нас не знал.

Ходжа между линиями добавлял свои пунктиры:

— Обогнем гору; пойдем по берегу реки.

Мы знали, что даже в самых жалких и нищих деревнях есть люди, ощущающие потребность в смехе и слезах. Для самых нищих деревень у нас были Газали и Хаккы, а для остальных — мы все.

Воображение ходжи уносило его очень далеко, однажды шутки ради он сказал:

— Как искусные наездники купим себе повозку и двух коров. Белье станем стирать в речке! Будет у нас цирк на колесах. И затраты на дорогу окажутся минимальными!

Хотя ходжа и понимал, что это шутка, однако кто знает.

Представив себе это, он улыбался и тяжело вздыхал.

— Подумай только, — говорил он. — С такой скоростью какой большой и бескрайней покажется нам наша страна!

Бедняга уже говорил, открыто забыв о приличии.

— Э-э-э, и девочки есть. И земля станет такой же бескрайней, как море.

Он закрыл свои усталые глаза и опять представил себе эти бескрайние просторы.

Мы стали медленно спускаться. На перекрестках нам иногда встречались люди, но и они оказывались такими же бродячими артистами, как и мы. Чаще всего мы останавливались на постоялых дворах. Это было дешевле, так как мы думали, что в селах не сможем найти работы и придется тратить из своих сбережений. Однако нам везло, и везде мы находили маломальскую работу, приносящую пять-десять курушей.

Азми опять стал шутить:

— Пучеглазый, тебя бы министром финансов назначить. Лучшей кандидатуры не сыскать!

Я думал так же, как и Азми.

— Тебе бы на службу устроиться. Из тебя бы неплохой финансист получился. Что тебе в нашей бродячей труппе?

— Да ладно вам, бросайте эти разговоры. Развели тут политику, — сердился Пучеглазый.

Мы заходили в уезды. Народ в них привык к софтам и бродячим артистам. Они даже научились устраивать встречи. В одном уезде группа встречающих могла состоять из нескольких учителей, а в другом — из нескольких чиновников. Если же не было встречающих, ходжа, повязав на шею платок и взяв у Пучеглазого трость, шел в ближайшую кофейню: себя показать и на людей посмотреть. Доктор насвистывал на все лады. В общем, чего мы только не делали.

Наша разведка с каждым днем становилась все профессиональней. Когда мы находились в каком-нибудь селении, Пучеглазый очень оперативно получал сведения о находящихся на нашем пути местах: есть ли там здания под театр, выступает ли там какая-либо труппа. Чтобы получить все эти сведения, он всегда оправлял на разведку Хаккы и Газали. А если это был большой город и требовались особенные приготовления, он ловил попутку и, засунув в сумку костюм, ехал сам.

Одним словом, мы ставили все, вплоть до орта-оюну.

Глава тридцать вторая