Этот губернатор оказался самым крепким орешком. Однако в тот день мы так его и не увидели. Потому что губернатор, его главный инспектор и высшие партийные чиновники уехали в командировку.
Выйдя оттуда, Пучеглазый стал говорить со мной, словно с губернатором.
— Ваше превосходительство знает, что такой шанс дается только раз и мы должны им использоваться. — И, немного подумав, добавил:
— Мы должны опять поступить так, как делал господин Сервет. И в тот день, когда они вернуться из командировки, им что-нибудь показать.
На том и порешили. Сразу приготовили мизансцену. Опять достали одежду из гардероба и организовали группу встречающих. Среди нас не было только Азми.
— На этот раз без меня! — отказался он.
На встрече Макбуле попалась на глаза одному молодому депутату. Однако потом его взгляд задержался на Масуме с Мелек.
Один из членов другой труппы, принимавшей участие в этом мероприятии, тихонько прошептал мне на ухо:
— Даст Аллах, увидим, на что вы способны!
Однако тем же вечером именно нас вызвали к губернатору. Он встретил нас лучше, чем ожидали. Он предоставил нам полную свободу действий и даже предложил транспорт. Сам лично проводил нас до дверей, долго прощался и давал советы.
Несмотря на это, за все время, проведенное в этом городе, мы не смогли ничего заработать. Через неделю слабые от голода, в полной нищете, мы бежали оттуда.
В маленьком городе, где мы нашли себе приют, нас застали холода. Мы хотели отправиться в путь, несмотря на погоду, однако местные жители нам сказали:
— Замерзнете где-нибудь. Дорога не из легких.
Послушав их, мы решили переждать. На этот раз еще больше замело, и мы оказались отрезаны от внешнего мира.
Начальника уезда мы встретили по дороге. Это был молодой человек, только недавно окончивший школу. К театру он не питал особых чувств. Постоянно старался держаться от нас в стороне. Однако его внимание привлекли играющие с ягнятами Масуме и Мелек. Потом он был сражен прекрасными манерами Макбуле, и, наконец, когда ходжа показал ему фотографии труппы, — он окончательно сдался.
— Ах, если бы у нас было достойное вашей труппы здание, — произнес он.
— Театр и на траве можно организовать! — ответил ему Азми.
Грузовик был готов и в любой момент мог уехать без нас. Мы вспомнили ночь в Хасанкале. И тогда Пучеглазый показал себя.
— Ну, все, больше бесплатно не работаем, — сказал он. — Что сможем, то и соберем с этих раскиданных по приграничной зоне мест. Будем ставить орта-оюну.
Мы рассмеялись.
— А разве «Румяная девушка» не подойдет? Что может быть лучше этого?
— Только нам зурна нужна!.. — произнес Пучеглазый.
— Найдем, — пообещали ему.
У Пучеглазого оказались неплохие организаторские способности. Он сразу сориентировался в сложившейся ситуации и из больших листов бумаги сделал огромный плакат, на котором большими буквами написал: «Румяная девушка. Варьете и т. п.»
Самое интересное то, что сверху над этими буквами он приписал: «Новый театр».
Когда мы спросили, к чему все это, он стал говорить о юридической ответственности:
— Раз уж за деньги, то мы должны все делать официально. Пока не напишем заявление и не получим новое название, мы вынуждены пользоваться этим.
— Честное слово, Пучеглазый, ты поражаешь меня своей ученостью, — сказал ходжа. — Что за самородок этот тип!
В этих разбросанных по горам селениях, объявление казалось чем-то экзотическим. Потом мы нашли для Хаккы колокольчик. Горбун должен был, натянув на себя маску, идти впереди Хаккы. Предполагалось, что они должны будут останавливаться в более многолюдных местах, показывая все, на что способны, и зазывать публику.
Узнав о том, что они отправятся по деревням, Ремзие подошла ко мне.
— Я тоже пойду с ними, — сказала она.
— Какая в этом необходимость, Ремзие?
— Раз уж зазывать. Раз уж правило.
— Разве это правило существует для вас?
— А мы что, не вместе? Разве не сама взвалила на себя эту ношу? Разве не давала вам слова?
В ее словах слышался вызов.
— А вам не будет тяжело и стыдно ходить по этим узким деревенским улицам и кричать вместе с ними?.. Я знаю, что неправильно два раза подряд говорить одно и тоже, однако вы мне не оставляете выбора.
— Может, и тяжело. Но в моей жизни были моменты и потяжелей. Я была вынуждена делать и не такое. Я так низко пала, что для того, чтобы возвыситься хоть на чуть-чуть, мне надо сделать Это.
Ее протест напоминал мне поведение Азми.
Испытывая неловкость, я продолжал ее уговаривать, однако она, прервав меня, сказала совсем не понравившимся мне тоном:
— Жизнь — это лихачество.
На долину опускался вечер. Разноцветные блики заходили волнами по комнате.
— Давай, Дядька, и ты сходи с ними, — приказал Пучеглазый.
— Господин Нури, что вы хотите от старого человека? — вступилась за Дядьку Макбуле.
— Мы же не можем отправить с ними Ремзие, драгоценная ты моя! Потом ехидно добавил: — В этих местах араб в диковинку. Это требует грима. А наш настоящий.
Наша группа зазывал тронулась в путь. Я услышал, как Горбун выкрикивал: «Новый театр!..»