Последний пророк

Они остались совсем одни — Муса и его сын, Томас — Туфик. Отец решил, что в память о своей погибшей любви во что бы то ни стало передаст сыну все, что знает и умеет сам. Учил мальчика языкам и молитвам, читал ему «Тысячу и одну ночь», арабских поэтов, Коран… Он не хотел, чтобы Томас стал лавочником, нет! Только не это! Был колледж, оконченный с отличием, который стоил Мусе едва ли не всех его сбережений, потом — престижный университет. К сожалению, одаренного студента не смогли оставить на кафедре даже после того, как он с блеском защитил диплом, переведя с арабского очень редкий и сложный текст, поэму «Муаллакат» древнего аравийского поэта Зухай-ра. Кафедра арабской лингвистики была слишком мала… Томас разослал несколько сотен резюме, и в конце концов получил место в одном провинциальном университете, далеко на Юге. Представьте себе пыльный ковбойский городишко, где еще совсем недавно ничего больше не было, кроме салуна, борделя, банка и офиса шерифа…

Где люди ложатся спать с заходом солнца, а все мужчины поголовно носят стетсоны. Провинциальные протестантские семейства, воскресные походы в церковь, затем в бар, пуританские нравы… И ни одного цветного, кроме меня! Нет, вру: на бензоколонке работала еще пара мексиканцев. Захудалый университет, построенный на деньги местного миллионера в прошлом веке. Три четверти студентов — дети фермеров. Чудовищная тоска. Впрочем, я быстро освоился. Кафедрой восточных языков руководил до меня англичанин, доктор Вильям Т. Клируотер. Бедняга не дожил до полных восьмидесяти около месяца. Клируотер почти сорок лет был британским агентом в Центральной Азии, превосходно владел фарси и десятком племенных диалектов, составил великолепную коллекцию персидских книг и рукописей, которую подарил университету. Я имел хорошее время тогда. Кафедрой никто не интересовался, она была чем-то вроде бесполезного экзотического растения: видите, леди и джентльмены, у нас и такое есть! Я читал, писал, переводил. Составил несколько антологий ранней суфийской поэзии, написал книгу об Аль-Газали и его влиянии на европейскую философию, стал профессором. Должен сказать, коллеги меня уважали. Я был сдержанный, скромный, вежливый молодой профессор, образцовый конформист. Никогда не интересовался политикой, держал рот на замке, когда речь заходила об Израиле и палестинцах, поддерживал Горби, которого тогда любила вся Америка… Отец к тому времени умер, оставив мне небольшое наследство, и университет платил неплохо. Отпуск я проводил то в Мадриде, то в Аллахабаде, то в Каире. Сидел в библиотеках, рылся в старинных манускриптах… Мое имя понемногу становилось известным — особенно после того, как я заново перевел и прокомментировал «Тахафут-уль-Фа-ласифа», величайший труд Газали. Мне уже предлагали работу и в Лондоне, и в Париже, но я упорно сидел в своем уютном захолустье и составлял каталог библиотеки Клируотера, который до сих пор никто не удосужился сделать…

А потом появилась ОНА. Как это произошло? На лекции сидели, как обычно, четыре оболтуса, которым зачем-то понадобилось слушать мои излияния о структурных особенностях касыды. Один безбожно спал, другой жевал чипсы, третий смотрел на меня немигающим бессмысленным взглядом… что делал четвертый, уже не помню. И вдруг вошла она, Сэлли. Саломея. Одетая во что-то немыслимое, в какие-то чудовищные хиппи-тряпки. Амулеты, подвески, кожаные ремешки… рваные джинсы клеш, грязная тишотка с надписью… до сих пор помню эту дурацкую надпись: «If you want to fuck to Funny, fuck yourself and keep your топеу». Южный, ковбойский городок, стетсоны, церковь по воскресеньям и драки в барах — у нас никто не одевался так, как она. Это был вызов, шок, скандал! «Ай эм Сэлли Морган», — запросто сказала она и села напротив меня. «Мисс Морган?» — переспросил я. Ничего не имел в виду, просто я всегда так делаю, чтобы не ошибиться. Она скривилась, состроила брезгливую гримаску: «Да-да, тот самый Морган, можете не сомневаться, профессор. У которого целых сто миллиардов свиней самой редкой мраморной породы и который баллотируется в губернаторы штата. Довольны?» Ну конечно, мистер Джо Морган! Кто же не знает дядюшку Джо! Того самого, который заявил однажды, что расизм в Соединенных Штатах принимал, к сожалению, иногда болезненные формы, но теперь негры, если хотят, могут тоже голосовать за него, Джо Моргана, потому что лично он, мистер Морган, не имеет ничего против негров, педерастов и евреев, которые «тоже люди». Но я отвлекся…