Последний расчет

Он широко улыбнулся. Он знал, что первостепенно. Теперь знал – после стольких хлопот. И все из-за самого распространенного недостатка: стремления не смотреть в лицо истине. Так люди упорно закрывают глаза при первых проявлениях болезни, пока симптомы не станут настолько очевидными, что отрицать их уже нельзя. Все прошедшие годы над ним нависала лишь одна настоящая угроза, и он с ней сжился. Не из-за глупости, не из-за слабости, а потому, что позволил себе обмануться в симптомах, когда злокачественная опухоль начала разрастаться.

Неужели все напрасно, все зря?

Нет, все не зря. Он сделал звук автомагнитолы громче. Неправильно поставлен вопрос. Вот почему ничего не бывает напрасно. Пошли радиопомехи, когда он спускался с горы в Фьеллиньене. С обеих сторон его обгоняли другие машины; молодые люди мчались вперед, сами не понимая, за чем они гонятся. В потоке городского транспорта можно изучать психологию… У выезда из туннеля он перестроился в правую полосу и скоро очутился в Филипстаде. Вот и парковка… Он покатил к пандусу. Дорога плавно спускалась. Ничто не напрасно. Старания и усилия приводят к озарению, которое открывает истину. Те, другие, погибли не просто так. Они помогли ему найти источник опухоли. Когда опухоль больше невозможно скрывать, остается единственный выход: избавиться от нее. Он съехал с пандуса и очутился на парковочном плацу. Из темноты – в темноту.

Солнце светило инспектору в спину. Закрыв за собой красивую кованую калитку, он медленно зашагал по садовой дорожке мимо рядов вейгелы, чьи цветки, похожие на колокольчики, уже увядали. Он остановился и подержал в руках гроздь хрупких, восковых колокольчиков, найдя ветвь, которая еще была в цвету. Неожиданно ему стало страшно. На участке за живой изгородью зашелестела газета. Значит, хозяева дома. Он поднялся на крыльцо и позвонил. Изнутри не доносилось ни звука. Либо звонок не работает, либо его не слышат. Он поднял руку, собираясь позвонить еще раз, но дверь приоткрылась.

– Гунарстранна? – удивилась Сигри Хёугом. – Что привело вас к нам на этот раз?

Инспектор сунул обе руки в карманы и мысленно попытался сформулировать ответ. После паузы он ответил:

– Отросток.

Сигри Хёугом широко распахнула дверь и впустила его. Инспектору показалось, что она совсем недавно надела платье в цветочек. Словно подтверждая его догадку, она остановилась перед зеркалом и пригладила складки на груди.

– Вы так думаете? – спросила она.

– О чем?

Она обернулась через плечо:

– Что Катрине была отростком.

– Я имел в виду совершенно другой отросток, – ответил инспектор, но объяснять не стал. Он посмотрел налево – там была дверь, выходившая на веранду. На террасе стоял шезлонг, на нем валялась раскрытая газета; на полу рядом с шезлонгом покоилась стопка газет, на тарелке рядом с газетами лежало недоеденное яблоко.

Сигри села туда же, где в прошлый раз – на диван, за овальный столик, подобрав под себя ноги. Гунарстранна подошел к окну и посмотрел на шезлонг.

– Я вам помешал? – спросил он, беря в руки горшок с бонсаем.

– Сегодня я взяла отгул по болезни, – ответила она.

– Что-нибудь серьезное?

– Просто устала.

– Это как-то связано с убийством… с Катрине?

– Убийство тоже внесло свой вклад.

– Вы были хорошими… то есть… вы с ней были близки, да?

– Мягко говоря, да.

Инспектор двинулся к ней с горшком в руках и объявил:

– Деревце умирает.

Сигри Хёугом глубоко вздохнула.

– Если у вас, что называется, зеленые пальцы, может, у вас получится его спасти.

– Бонсай, – ответил Гунарстранна, поднимая горшок повыше, – это настоящее произведение искусства. Вряд ли деревце дешевое.

– Мне его подарили, – ответила хозяйка дома. – Я никогда не спрашиваю, сколько стоят подарки.

– Судя по виду, ему больше ста лет, – заметил инспектор. – Я слышал, что бонсай живут лет до пятисот… Мне приходилось видеть разные бонсай. По-моему, ваше деревце очень, очень старое.

– Всем нам рано или поздно приходится умирать, – глубоко вздохнув, ответила Сигри Хёугом. – Извините, но я никак не могу выбросить из головы мысли о Катрине. Стараюсь, но не получается.

– А вы подумайте о деревце, – тихо предложил Гунарстранна. – Представьте, какое оно старое… Ему лет двести. В таком случае за ним ухаживали шесть, семь, а может, и восемь поколений садовников!

– Фантастика! – равнодушно ответила Сигри.

Инспектор попятился к окну.

– Семь поколений садовников ухаживали за деревцем, применяя все свои знания, – с горечью продолжал он. – Двести лет его растили – с Французской революции до наших дней. То, что вы видите, – плод бережного ухода. Ваш бонсай пережил Монтескье, Наполеона, Джорджа Вашингтона, Ведель-Ярлсберга, Бьёрнстьерне Бьёрнсона, Муссолини и председателя Мао. – Он с глухим стуком поставил горшок на место и многозначительно продолжал: – До тех пор, пока вы не получили его в подарок и не бросили засыхать на подоконнике!

Сигри Хёугом состроила удивленную мину, но промолчала.