Последний рассвет

Писари обосновались в доме Зотайдо Лао, где до того проживал Кендзо, а прибывшие сотники гордо объявили о том, что из крестьян создаётся особый армейский корпус, возглавляемый самим Кено Мицухидэ… Этому подразделению доведётся одним из первых высадиться на вражескую территорию с моря, чтобы заслужить высокое право сражаться бок обок с когортой прославленных самураев и военачальников. Оставшиеся в живых крестьяне милостью императора будут возведены в чин дзи-самураев, а наиболее отличившимся пожалуют земельный надел — хан. Отдавая свою жизнь в распоряжение командиров армии императора Нинтоку, каждый новоявленный буси испытывал священный трепет.

Сгорая от желания скорее поставить жирный иероглиф своей фамилии, добровольцы едва не теряли самообладание — сотники вели тщательный отбор и многих не брали.

— На службу Тэнно! На службу Белому Тигру — Освободителю! — отовсюду доносился многоголосый восторженный призыв — из домов и заснеженных садов выбегали люди. Отказники угрюмо и обиженно расходились и запирались по своим хижинам.

Растолкав прочих, из толпы односельчан выбрались двое — Монтаро и Маса, рискнувшие проявить гражданскую инициативу. Оба пребывали в смятении: им отказали! Но, узнав от Йиро, что в отношении их и им подобных у командования особое дело, почувствовали надежду.

Возвращение мастеров из Эдо в додзё Ампаруа не осталось незамеченным: ученики почтили приход братьев Зотайдо уважительным молчанием и общим поклоном. На миг звуки утихли, и почудилось, что деревня заснула, но потом затишье снова разорвали бурные эмоции.

В большой комнате хижины мастера Шуинсая пламя свечи металось отчаянно, будто его сотрясала нечистая сила. Узнав от супруги, что их непутёвый сын не появлялся дома долгое время, хозяин дома гневался, не находя себе места. Шина, опустив голову, сидела в прострации, побледневшая Рёи испугано поглядывала на хозяина, не решаясь предложить ужин. Шуинсаю казалось, что с одного поля боя он попал на другое, и это, второе, страшило неясностью, терзало душу.

Напряжение росло, угнетало, и Лао в привычной суровой манере отправил служанку подогреть саке. Усевшись на циновку рядом с неспокойным братом, Лао пообещал, что младший скоро увидит мальчика — каким бы непростым нравом не отличался Шиничиро, но, узнав, что отец уходит на войну, обязательно придёт.

— Что бы там ни натворил, племяш пошёл в меня! — заявил Лао, потерев вспотевшую лысину, увенчанную белым пушком. Саке приятно разогрело нутро, и старший брат даже пообещал, что Шиничиро появится вскоре — не успеет Шуинсай покинуть додзё. Однако младший Зотайдо испытывал сильное волнение, отчего его обычно безукоризненно ясный ум затуманился тревогой. И хотя внешне он был холоден, как остывший очаг, и даже теперь проявлял завидную стойкость, мятущаяся душа нуждалась в одиноком отрешённом самонаблюдении. Жена покинула их, ушла служанка, убрав пустую посуду. Проводив напившегося брата в комнату для почётных гостей, Шуинсай остался медитировать: не скоро лицо его стало безмятежным, как небо после сильного ливня — ни облачка…

Глава 13

Оставшись одна в комнате, Суа приказала никому не входить, и даже если появится император, доложить ему, что сестра больна лихорадкой, острой и заразной. Надев утеплённый кожаный доспех, опоясалась длинным и коротким клинками, запаслась сюрикэнами и терпением. Этой звёздной, но холодной осенней ночью, Суа покинула дворец через тайный ход. Её стройная высокая фигура, облачённая в чёрную меховую накидку с капюшоном, растворилась во тьме бамбукового леса. За полночи она собиралась преодолеть большое расстояние и выполнить свою часть плана, что украдкой передала ей во дворце немая служанка Мотохайдуса, Ами.

Ни на минуту девушка не замедлила ход. На запорошённой снегами тропе в Сагамихару застоялся конь, привязанный к приметной корявой сосне. Из темноты бамбуковой рощи выбрались пятеро в доспехах императорской охраны, с ними вышел незнакомец, наряженный нищим. С виду его, согбенного и кривоногого, в мешковатой одежде, которую, казалось, подрали собаки, можно было принять за попрошайку или за старика-пилигрима. Его маленькое лицо с острым подбородком мертвецки бледнело на фоне торчавшей шерсти воротника.

Суа отметила некоторые странности в его облике, выдававшие истинное ремесло. На животе куртка выпячивалась множеством складок, в них спрятаны дротики и метательные ножи, в руках трость — духовая трубка. Штаны его, толстые, будто надутые воздухом, затянуты ремнями на поясе и на бёдрах, отягощённые спрятанными кинжалами. Стоило заглянуть мнимому попрошайке в глаза, становилось ясно: их блеск — последнее, что видит жертва.

Он приблизился к Суа медленно и неслышно.

— Рад видеть, вас, кидзё, хе-хе! — зашевелились бескровные тонкие губы, от скрипучего голоса у девушки побежали мурашки — и ещё эта жуткая манера смотреть искоса… Левый глаз нищего подёргивался, а правый застыл, выпуклый, рыбий.

— Не подходи! — предупредила Суа, грозясь вынуть клинок.