Последний рассвет Тарайи

– В Сарихафате храм есть, он еще до сотворения мира стоял, как жрецы сказывали. Я был однажды там и видел стены камня цвета охры пустынной. Вот на них и были эти птицы, много птиц… Они сыновей своих славных ещё не оперившихся несут сквозь тьму к свету, где Гаруда наградит за смелость, не убоявшихся великого полёта!

– Видать не совсем к свету они несут, коль скорбью земли возвещают…

– Ну, тут уж не знать мне правды. Может жрецы чего напутали, а может правду и не помнит уж никто, – посетовал степняк, не отрывая взгляда от дивной птицы.

Они поняли, что находились сейчас внутри этой диковины, но и наблюдали всё со стороны.

Птица сверкала золотом, коего здесь было в избытке во всех вещах. Её величественный вид поражал воображение. Мощные огромные крылья были чуть загнуты, прижаты к корпусу, словно готовые распахнуться. Птица медленно вращалась вокруг своей оси, сверкая одним единственным рубиновым глазом, размером в половину головы.

Из каменного пола вдруг материализовались два трона, тут же притянув к себе Зора с Качудаем. Круг с алтарем и находящимися на нем людьми отделился от основания, возвысившись и замерев в центре. Вообще, казалось, что всё было живым, и оно знало, что делать и делало это, согласно выбору человека. Пространство за периметром стало изменяться. Появилось движение – сначала медленное, потом чуть быстрее и вдруг в одно мгновение вокруг стало темно. Внутри царил полумрак.

Зор сейчас видел отдаляющуюся Тулею, точь-в-точь ту, которую когда-то он наблюдал вместе с Тарайей изнутри врат. Земля становилась всё меньше и меньше, в какой-то момент став тусклой точкой. Яркий Ассирий тоже постепенно тускнел, пока не превратился в обычную звезду, коих на небосводе было неисчислимое множество. Могучая птица несла людей сквозь безжизненное тёмное поле, от созерцания пустоты которого захватывало дух, но тут же погружало в странную тоску, возвещавшую о полном одиночестве.

Ощущение было, словно они замерли на месте, никуда не двигаясь.

– Скажи, Урус-Зор, ты ведаешь многое, ответь – где жены наши? – вдруг спросил Качудай, отрешенно глядя в темную бездну вокруг.

Зор вопросительно посмотрел на друга, не совсем понимая.

– Я тут думал много и понял один важный момент, – продолжил степняк, – Вернее важным он стал в тот миг, как я о нём подумал. Я раньше никогда даже не знал, что можно о таком мыслить. Всё это было несущественным, неважным, пустым. Понимаешь, Урус-Зор – мы воины, всю жизнь в боях проводим, стремимся смерть достойную принять, чтобы забвение в вечной неге и великом полёте продолжилось. Желаем, чтобы Гаруда взял под крыло и возвестил нам наши радости, укротив печали навсегда… а куда уходят наши жёны?! Мы ведь никогда об этом не думали, и не было до этого никому дела. Мы стремимся под Крыло великого полёта но, по сути, канем в бездну. Никто! Никто и никогда из сирхов не был удостоен того великого полёта и не удостоится, ведь без крыльев не покорить те выси. Мы без крыльев, Урус-Зор! Как же сильно мы все заблуждались! Гаруда полёт дарует вместе с нашим рождением, а мы крылья те вырываем, топчем их в грязь бытия, не видя очевидное у самого носа своего. Он новые не даст, нет у него больше.

– И что же крылья ваши?

– Наши женщины – они и есть крылья! Это они, Урус-Зор! Они нас в мир этот приносят и они же полёт вершить даруют в смерти. А мы оберегать всю жизнь те крылья должны и чем пуще забота, тем выше полет тот будет за мерой! Я это понял вдруг точно явно, что сомнений моих в том нет нисколько. Я всю свою жизнь топтал то оперение, а когда вдруг это осознал и полёт тот ярким светом озарился, в этот миг Гаруда сам забрал те крылья у меня. Он правдой поступил, но я благодарен ему, что понять дозволил эту истину, пусть и поздно. Как думаешь, Урус-Зор, Ирелия ведь в радости великой теперь пребывает? – с надеждой в голосе, спросил Качудай, уставившись на друга.

– Хм, вот как… – хмыкнул Зор. Он вдруг разглядел в этот миг в степняке яркую искру. Почувствовал её, как никогда раньше, что самому стало тепло от этого уж позабытого чувства. Это было столь неожиданно, что Зор улыбнулся невольно впервые за долгое время, – Я рад, Качудай, что ты это понял, и твой полёт теперь с тобой навсегда, верь мне! А Ирелия обязательно сохранит тот очаг, дождавшись тебя, она ведь обещала, ты должен верить, должен знать.

– Скорей бы уж… – тяжело вздохнул степняк, – Нет, Урус-Зор, ты не подумай, что я смерть теперь нарочно искать буду, нет. Буду жить столько, сколько Гаруда возвестит, с честью каждое мгновение встречая, но нет во мне теперь трепета, а лишь покой и надежда, что когда-нибудь она встретит меня там… но сначала месть каращеям отнесу. Уж больно тяжела ноша!

– Разве Сварг возвестил о смерти Ирелии? – искоса взглянул на него Зор.

– Возвестил, – удручённо буркнул Качудай.

Зор усмехнулся отчего-то, покачал досадно головой, ничего не ответив.