Последний рассвет Тарайи

Ильм шел уверенно впереди вместе с Зором, Маргасом и Качудаем. Позади, в хорошем отдалении под предводительством Яра двигалось сборное войско – четыре сотни сирхов и пять сотен гарийцев. Качудай отказался оставаться без Зора, по обыкновению своему, боясь, что тот вдруг погибнет без него и ушел впереди вместе с ним. Яр с недоверием отнесся к такому раскладу дел, когда пришлось объединяться, но поделать ничего не мог, понимая, что по-другому нельзя. Заклятые враги когда-то, теперь имели одну цель, поначалу искоса поглядывая друг на друга, но природное радушие гарийцев и их расположение к себе все же сделали доброе дело и со временем сирхи перестали настороженно коситься, уже от любопытства заводя беседы с новыми соратниками.

Связь держали гонцами.

Зор должен был разведать все подходы, а Ильм указывал направление в сторону врат, откуда сам пришел.

По пути трижды обошли верховых дарбов. Обходили большим крюком, чтобы не столкнуться, оставляя их позади на откуп Яру, но один раз все же нос к носу столкнулись с малой группой в пятерых пеших, где в скоротечном бою, Качудай впервые без помощи Зора одолел одного сам, чудом сохранив жизнь Ильму, на которого была нацелена плеть серого воина. Не без помощи Маргаса это вышло сделать, который все-таки мог еще дать отпор чужакам. Старый воин империи удивлялся прыти каращеев, и как ему показалось – своей немощности.

«То, воины сильны не по мере нашей, а не ты стар» – усмехался Качудай, посетовав на то, что он и вовсе с большим трудом может с ними тягаться.

За спасение тулеец по своему обыкновению одарил Маргаса с Качудаем тем самым благом, которого удостоился до этого Зор. Степняк со здоровяком потом долго шли, удивляясь всему вокруг, часто с открытыми ртами глядя на окружающее пространство, будто впервые его видя и восхищаясь каждым камнем под ногами, небом, деревьями, вдыхая ставший необычным воздух. Качудай в очередной раз был ошеломлен новыми чувствами, ощущениями. Он не понимал, радоваться сейчас или грустить. Вся жизнь до момента встречи с Зором протекала в едином однообразии, растягиваясь в стужах и летах, возвращая каждый раз в одну и ту же точку, без права сойти с этой круговерти. Теперь каждый новый день буквально сводил с ума от новых событий, познаний, открытий, которые меняли суть степняка – меняли навсегда, бесповоротно, окончательно, без права на прежнюю жизнь и в глубине души он был этому безмерно рад, совершенно не волнуясь о будущем. Он понимал, что достиг того апогея, который даже невозможно было до этого вообразить и внутреннее стремление его теперь было нацелено на полную самоотдачу – жертву, которую он только мог принести, в благодарность за причастность ко всему тому, что происходило с ним в последнее время.

Маргас же степенно смаковал новые ощущения, боясь их спугнуть. Впервые за много лет, со времен смерти Амура, он вновь почувствовал жизнь в себе. Ощутил приятное тепло, окутавшее разум, словно все эти годы был нудный неприятный сон, а теперь настигло долгожданное пробуждение, явив взору мир новыми яркими красками, не скупясь в благодарность за смиренное ожидание.

Маргас улыбался впервые за двадцать лет по-настоящему и начинал понимать, что истина не в словах мудрецов, которых он раньше так усердно искал, жаждал, и к которым он не был готов нутром своим. Истина была в познании не умом, но сознанием скрытым, с которым говорить невозможно, как сказал им Ильм – «звуками, в которые были обернуты непонятные формы». Да это было так, это были всего лишь слова, форма которых не воспринималась сознанием настоящим, требуя опыт, требуя повернуть ту злосчастную призму, и взглянув сквозь иные изломы света на мироздание. Маргас был рад, как малое дитя – искренне, неподдельно, что наконец-то замаячила та дорожка, которую он так долго пытался отыскать.

Зор поднял руку вверх, замерев на месте. Все остановились, прильнув к земле.

Гариец осторожно подошел к бровке, переходящей в невысокий обрыв. Внизу раскинулась огромная долина, у края которой находилось русло Вишьи, а по ту ее сторону высилась гранитная гора точно такой же остроконечной строгой формы, что и прежняя с чертогом и сапфировыми столпами. В основании этой пирамиды зиял темный проход, перед которым стоял варр тот самый, с клинком за спиной и по одному пропускал дарбов, кто на лошадях, кто пешим. В долине их было около двух сотен. Такое количество Зор видел впервые.

– Путь мал слишком и они пока не могут пройти большим войском, – подполз следом Ильм, – Но если мастера наши будут сломлены и откроют остальные пути, тогда каращеи хлынут тысячами сюда.

– И неизвестно в каком уголке земли они появятся, – прошептал Зор, – Яр говорит, что путей было много и они по всей земле строились тогда.

Варр вдруг повернулся резко, пристально уставившись на далекий обрыв, за бровкой которого те прятались. Он словно почувствовал на себе чужое внимание, хотя расстояние было приличным, и видеть явно он их не мог.

– Варр-русс! – Крикнул он четким голосом, выхватил из-за спины меч, направив его в сторону обрыва.