Последний рассвет Тарайи

Сотня гарийцев и две сотни сирхов столпились у входа в пещеру. Проход открыли. Зор помнил – как, и труда это не составило никакого. Ильм расхаживал среди бойцов и проводил инструктаж, как себя вести и что делать. Готовили ремни, чтобы вязать к рукам. Ильм строго наказал ни в коем случае не прерывать цепь, иначе смерть. Сам тулеец шёл первым, только он знал, куда и как, а Зор решил замыкать всю процессию, чтобы быть уверенным, что все прошли и никто не потерялся, к тому же нужно было разрушить сферу. Как говорил Ильм – после разрушения проход еще какие-то мгновения оставался живым, этого вполне должно хватить, чтобы сделать последний рывок. Как возвращаться назад, уже никто не думал, это было не важно, каждый для себя решил, что пути назад нет, и каждый готов был к гибели без сомнений, а поживут за них другие.

Ныряли в туман смело, быстро, никто не мешкал и даже не думал. Все шли так, словно проделывали это уже много раз.

Цепочка двигалась быстро. Зор обнажил меч, приготовился. Как только ступил на постамент, взмахнул, рубанув по сфере и не останавливаясь, шагнул в туман, держась за ремень последнего бойца.

Сфера вспыхнула коротким всполохом искр и угасла, помутнев тут же, оскалившись широким шрамом, в миг почерневшим. Туман среди столпов постепенно рассеялся, а камень покрылся какой-то молочной пеленой, погасив в себе былую яркость. Вторые врата на Земле были уничтожены.

Глава 18

Просторная равнина, усыпанная ярко-синими низкорослыми цветами, раскинувшаяся до горизонта была абсолютно прямая, казалось без малейшего изгиба, холма или ямы. Светло-голубое небо с едва уловимым зеленоватым оттенком будто колыхалось легкой волной, словно ткань шелковая. Небо иногда замирало на какое-то время, а затем снова являло легкое непринужденное движение. В самом зените светило местное солнце. Оно было раза в полтора больше родного – абсолютно белое, но никак не ранило взгляд, не вышибало слезу, и щуриться не заставляло. Свет был словно за какой-то пеленой. Создавалось впечатление, что в воздухе была плотная граница из воды, сглаживающая яркую остроту. Терпкий запах теплого воздуха немного пьянил, если вдыхать слишком глубоко. Дышать почему-то получалось очень медленно, раза в два реже, чем обычно. При попытках делать ритмичные привычные вдохи, голова начинала кружиться, как это бывает высоко в горах.

– Смотри, Урус-Зор! – Качудай подпрыгнул на месте, оторвавшись от поверхности весьма уверенно и высоко, – Ноги не болят! – придурковато улыбнулся он, задрал голову вверх, глубоко вдохнул и тут же чуть не повалился от резкого помутнения.

Сирхи и гарийцы удивленно разглядывали окружающее пространство, делали неуверенные шаги, делились друг с другом впечатлениями, кто–то падал при попытке дышать часто и глубоко.

– Будто алдык-бая чашу хорошую испил, – усмехнулся Размид, растянувшись в улыбке.

– Не зря жил, не зря ждал, уже и помирать можно! – с широко раскрытыми глазами чуть пошатываясь, стоял, опираясь на свой меч взволнованный Маргас.

Зор с восхищением смотрел на огромную высокую четырехгранную пирамиду позади, откуда они только что все вышли. Она была матового стального цвета с широким, шагов в пятьсот основанием – тянулась всеми гранями ввысь, теряясь где-то в небе остроконечной вершиной. Она была единственным сооружением, что хоть как-то разбавляло ландшафт. Сколько хватало взгляда, везде простиралась идеальная равнина синих цветов, вдалеке теряясь за туманной дымкой, словно стеной тянувшейся в небо.

Ильм стоял неподалеку и с легкой улыбкой наблюдал за поведением гостей, в ожидании, давая всем время привыкнуть.

– Вы скоро воспримите Тулею, – успокоил Ильм Зора на немой вопрос об их состоянии, – Это пройдет, еще немного нужно ждать и Тулея примет блудных сыновей своих.

– Отчего так ярко все, будто в дурмане?

– Здесь врата в окружении семицвета, воздух другой, более живой, чем на Мидее и достаточно одного глотка вместо двух, но вы по привычке вдыхаете слишком много, оттого пьянит, но это пройдет.

– И свет совсем не ранит, – смотрел Зор на небесное светило, не веря пока еще всему, что они видели и ощущали. Реальность была очень яркой и четкой, но какой-то волшебной, что никак не воспринималась сознанием всерьез.