Последний рейс

Проходя в гостиной мимо зеркала, я замечаю свое отражение, помятое и усталое после бессонной ночи, но все же узнаваемое, если присмотреться. Только вот – меня вдруг осеняет – присматриваться никто не станет. Свобода!

На улице темно и тихо. Пока я иду к кампусу, каждый мой шаг отдается эхом от спящих домов. Наконец на углу я замечаю кофейню, в которой горит свет. Сквозь стекло мне видно, как девушка в фартуке варит кофе и раскладывает булочки на прилавке. Я наблюдаю за ней из тени, не решаясь войти, – а вдруг она видела новости и узнает меня? В конце концов голод побеждает, я делаю несколько шагов и толкаю дверь. Внутри играет расслабляющая, медитативная музыка в восточном стиле и пахнет свежемолотым кофе. Я жадно вдыхаю любимый аромат.

– Доброе утро, – говорит девушка и улыбается. У нее длинные дреды, подвязанные цветастой косынкой, и сияющая улыбка. – Что будете?

– Большой стакан заварного кофе, оставьте место для сливок. И круассан с ветчиной и сыром. С собой, пожалуйста.

– Сейчас сделаем.

Пока она готовит, я осматриваюсь. На стенах полно розеток; наверное, по вечерам тут сидят студенты и преподаватели с ноутбуками: одни зубрят, другие проверяют. У кассы стойка с местной прессой, и везде одинаковые передовицы: «Трагический рейс 477», «Страна скорбит по погибшим в крушении рейса 477» и так далее. К счастью, это не желтая пресса, падкая на слезливые истории, поэтому на первых страницах – фотографии самолета, а не мои. Поколебавшись долю секунды, кладу на прилавок две газеты и двадцать долларов. Девушка отсчитывает сдачу и протягивает мне стакан с кофе и бумажный пакет с круассаном.

– Жуткая трагедия, – замечает она.

Я киваю, стараясь не встречаться с ней взглядом, засовываю мелочь в карман, а газеты под мышку и возвращаюсь на темную улицу. На дорогах и тротуарах пока никого, можно спокойно прогуляться по кампусу. Фонари еще горят в тусклом утреннем свете. Пройдя через небольшую аллею, засаженную раскидистыми деревьями, я оказываюсь на лужайке перед огромным каменным зданием. Сажусь на скамейку и делаю долгожданный глоток кофе, наслаждаясь его теплом и ароматом. Сейчас здесь ни души, но буквально через пару часов дорожки заполнят студенты, спешащие на утренние занятия. Я открываю пакет и откусываю кусочек круассана. Божественно! Я не ела по-человечески почти сутки и не позволяла себе такой вредной и вкусной еды уже долгие годы.

Небо на востоке начинает понемногу светлеть, и вместе с солнцем просыпаются птицы. На первых порах их голоса звучат тихо, робко и разрозненно, однако постепенно они набирают силу и сливаются в веселый гомон. По дороге проезжает первая поливальная машина. В небе, мигая огнями, летит самолет; на его борту сонные пассажиры, как и те, что летели рейсом 477, просят стюардессу принести кофе и ни капли не сомневаются, что долетят слегка усталыми, слегка помятыми, но целыми и невредимыми.

Я оглядываюсь вокруг и вспоминаю свои студенческие годы. Мама ужасно мной гордилась. Я первая из нашей семьи поступила в колледж, да еще и в такой престижный. В день отъезда Вайолет обняла меня со слезами и не хотела отпускать. Маме даже пришлось расцеплять ее руки.

Мне было десять, когда сестренка родилась. Ее отец уехал из города сразу после того, как мама сообщила о своей беременности – просто сбежал, к моему огромному облегчению, и думаю, что и к маминому тоже. Ей везло на неподходящих мужчин, ненадежных, необязательных проходимцев, таких, как мой отец, который исчез, когда мне исполнилось четыре года. «Что ни говори, а я осталась в выигрыше», – любила повторять мама. Она считала, что нам троим никто не нужен. И я, в общем-то, с ней согласна. Хотя время от времени я мечтала, чтобы появился кто-то, кто мог бы разделить с ней бремя и позаботиться о нас, – чтобы мы стали обычной семьей, какие показывают по телику и описывают в книжках. Я видела, что маме нередко бывает одиноко и что она сильно устает, зарабатывая нам на жизнь и решая все проблемы сама.

Конечно, по мере сил я старалась помочь ей. Ухаживала за Вайолет с первого же дня, кормила ее, укачивала, меняла ей подгузники, присматривала за ней, когда мама работала, научила ее играть в «Монополию» и завязывать шнурки. Расставание с семьей далось мне очень нелегко, но мне было просто необходимо проверить себя в большом мире, примерить на себя новые роли, помимо послушной дочери и любящей сестры. Училась я с тем же рвением, что и помогала маме, стараясь реализовать самые заветные мечты. И в конце концов поплатилась за то, что бросила дом в погоне за честолюбивыми фантазиями.

Я могла бы поступить в местный колледж, пусть и менее престижный. Подрабатывала бы в свободное время, а вечера проводила бы дома вместе с мамой и Вайолет за нашим шатким кухонным столом под уютным абажуром. Мама бы разгадывала кроссворды, а мы с сестрой играли бы в карты.

Только я покинула их, и с тех пор так больше и не обрела своего дома.

* * *