– Терпеть не могу коммивояжеров, – откликнулась Лиз, и даже если и заметила ложь, то виду не подала.
– Пойду принесу водки, – сказала Ева и отправилась на кухню.
Выпить ей сейчас не мешало, однако расслабляться рано.
Клэр
В кабинете я уже все перерыла, но вместо ответов наткнулась лишь на кипу новых вопросов. Все, что Ева наговорила мне в аэропорту, оказалось ложью. И теперь я не успокоюсь, пока не выясню правду: кем же на самом деле она была и от чего бежала. Бросив бумаги на полу, я иду в спальню. Если у нее все-таки был муж, от него должны остаться хоть какая-то одежда или, по крайней мере, пустое пространство в платяном шкафу, где она раньше висела. Все, что я нахожу, – это несколько симпатичных блузок, пару платьев, ботинки и туфли без каблука. Ничего мужского. В комоде то же самое – женские футболки, джинсы, носки и нижнее белье. Случайно поймав в зеркале свое изменившееся отражение, я вздрагиваю. Теперь мы с Евой настолько похожи, что можно подумать, будто она вернулась. Что она здесь, а погибла я.
Я опускаюсь на кровать. Если у Евы не было мужа, значит, не было и расследования обстоятельств его смерти. Значит, имелась какая-то иная причина, по которой ей срочно требовалось исчезнуть. Но какая?
Я вспоминаю, с каким надрывом и искренностью она рассказывала мне свою историю, и меня начинает разбирать смех, скорее напоминающий припадок. Голос Евы до сих пор звучит у меня в ушах. Я представляю, как она приказывает мне заткнуться и поскорее убираться к чертям из ее дома. Получается вполне убедительно.
Ни она, ни я и предположить не могли, чем закончится наша афера. Мы просто поменялись билетами. А не жизнями. Я не должна была ехать к ней в дом и хозяйничать тут. Во что бы я сейчас ни ввязалась, это мой – и только мой – выбор. И ответственность за него нести мне.
Возвращаюсь в кабинет и сажусь за стол перед ноутбуком, на котором открыты «Гугл-документы». Пока никаких новых записей. Подбираю один из валяющихся на полу счетов и принимаюсь внимательно, по пунктам его изучать. Еда, бензин, кафе. Настроен автоматический ежемесячный платеж за все коммунальные услуги, включая кабельное телевидение и уборку мусора. Баланс – две тысячи долларов. Два депозитных счета по девятьсот баксов. Деньги зачисляются из места под названием «ДюПриз Стейкхаус». Негусто. С такими доходами половину дома за наличные не купишь.
И, как и следовало ожидать, никаких счетов из аптек или медицинских организаций. Надо же было состряпать такую душещипательную историю и так ловко впарить мне ее! А как своевременно она подсунула мне под нос свой посадочный талон. Как убедительно рассказывала о безразличии жителей Беркли к незнакомцам. Как искусно играла на моих желаниях и страхах, заманивая в свои сети!
Судя по свидетельству о регистрации автомобиля, у Евы старенькая «Хонда», которая, скорее всего, стоит тут же в гараже. Женщина, способная провернуть такую аферу, вряд ли станет оставлять свою тачку на стоянке аэропорта, тем самым подсказывая направление поисков преследователям (а они наверняка есть, иначе зачем все это). Брать машину я не собираюсь (слишком опасно), но хотя бы буду знать, что она есть. Уже спокойнее.
Быстро обшариваю остальные ящики стола. Снова высохшие ручки, скрепки, зарядные устройства без проводов. И опять никаких личных вещей: ни одной поздравительной открытки, записки, бумажки с номером телефона, фотографии или сувенира. Ничего! Мало того, что ее муж был выдумкой, теперь я начинаю сомневаться, существовала ли сама Ева.
Заглядываю в корзину для бумаг. И там пусто! Зато за столом нахожу маленькую скомканную бумажку – возможно, Ева хотела ее выбросить и промахнулась. Разворачиваю и читаю запись, сделанную округлым каллиграфическим почерком, словно из прошлого:
Что могло заставить Еву записать эту сентенцию, а потом выбросить? Она разочаровала ее или просто стала неактуальной?
Я несу записку в спальню, прикрепляю к зеркалу над комодом и принимаюсь наводить порядок, раскладывая по местам разбросанную одежду. Перебирая рубашки, я ощущаю Евин запах – легкий цветочный аромат с еле уловимыми химическими нотками. Среди практически новых вещей мне попадается растянутая, выцветшая футболка Red Hot Chili Peppers из их тура
И тут ничего. Ни припрятанных денег или драгоценностей, ни секретного дневника или любовных писем. Совершенно пустая жизнь. Прямо как у меня в доме Рори.