Последний рейс

«Если билет отсканировали, лететь придется, никуда не денешься. Стойка находится в нескольких метрах от выхода на трап. Попробуете сбежать, вас тут же остановят, дураку ясно. Как можно всерьез обсуждать такое?»

И правда. Я совсем забыла о подсчете зарегистрированных пассажиров. У Евы не было шансов.

Неожиданно раздается звонок. Я вздрагиваю. На экране Евиного телефона высвечивается надпись: «Скрытый номер». А что, если взять и ответить: представиться Евой и попытаться выяснить, кем она на самом деле была, чем занималась и почему умела врать с такой наглой легкостью? Пока я раздумываю, звонок замолкает, и в комнате снова воцаряется тишина. Однако через минуту раздается короткий писк и экран вновь загорается. Пришло звуковое сообщение. Ввожу новый код, который установила накануне, и слушаю. Говорит женщина: «Привет, это я. Как прошло? Ты в порядке? Позвони мне».

И все. Ни имени, ни обратного номера. Нажимаю на повтор, стараясь уловить хоть какие-то детали: возраст звонившей или фоновые шумы. Все впустую.

Помню, давным-давно в один из своих нечастых выходных мама повезла нас с Вайолет на пляж в Монток, раздала по картонке из-под яиц и велела отправляться на поиски сокровищ. Целый день мы с сестрой бродили по берегу и собирали морские стеклышки и пустые раковины, которые снаружи казались серыми и скучными; стоило же их перевернуть, и они начинали переливаться нежнейшими оттенками перламутра, светло-розовыми, как сахарная вата или пуанты, и сине-фиолетовыми, как музыкальная шкатулка. Набрав по целой коробке сокровищ и рассортировав их по типу, цвету и размеру, мы, счастливые, наперегонки побежали показывать их маме.

Сейчас передо мной снова полупустая коробка – Евин дом – и я пытаюсь наполнить ее смыслом. Фактов мало: предоплаченный телефон, единственная фотография, крупная сумма, внесенная наличными за покупку, неизвестная женщина, интересующаяся, «как прошло», – мне надо попытаться как-то связать их воедино, чтобы найти ответы.

На меня наваливается тоска. По своей наивности я и не думала, что будет так сложно жить во лжи. Я мечтала лишь поскорее уйти от Рори.

И вот моя мечта сбылась, только свободнее я не стала.

* * *

В субботу я поднимаюсь рано и, пока завтракаю ванильным йогуртом, слежу за перепиской Рори и Брюса. Они обсуждают, стоит ли публиковать после похорон надгробную речь, которую Рори накатал для меня. Брюс считает, что непременно надо, Рори сомневается.

И вдруг муж меняет тему.

Рори Кук: Что с Чарли? Как прошла встреча?

Я подвигаюсь ближе к экрану и отставляю стаканчик.

Брюс Коркоран: Я все сделал, как вы просили. Сказал, что вы слишком расстроены трагической смертью Клэр и поэтому не смогли прийти лично. Намекнул, что в сложившейся ситуации подло вас шантажировать, и объяснил, что в случае нарушения договора о неразглашении будут серьезные последствия, вплоть до судебного преследования.

Рори Кук: И?

Брюс Коркоран: Без толку. Настаивает, что, раз вы баллотируетесь в сенат, избиратели должны понимать, за кого голосуют. Что пора пролить свет на смерть Мэгги Моретти. И что те, кто ее любил, обязаны знать правду.

При упоминании имени Мэгги мое сердце начинает бешено колотиться. Так, значит… Я задерживаю дыхание и буквально приклеиваюсь к экрану.

Брюс Коркоран: Что теперь?

Мне кажется, я вижу, как глаза Рори наливаются кровью, и слышу, как его голос срывается на крик.

Рори Кук: Теперь делай что хочешь, но реши проблему.

Брюс Коркоран: Я подготовлю новый договор. Может, на этот раз согласится. Постарайтесь успокоиться.

Рори Кук: Засунь свои гребаные советы себе в задницу. И работай!

На этом разговор закончился. А я так и осталась сидеть, недоумевая, как Чарли Фланаган может быть связан со смертью Мэгги Моретти.

В детстве мне нравилось гонять на велике по окрестностям. Мой любимый маршрут пролегал через небольшой парк. Асфальтированная дорожка постепенно сходила на нет, превращаясь в разбитую лесную тропинку, петляющую между высокими деревьями, кроны которых отбрасывали густую тень и скрывали меня от всего света. Но больше всего мне нравилось после тряски по ямам и корням выскакивать на гладкую дорожку, залитую солнцем.