Последний рейс

Декс сделал еще глоток и выкинул стакан вместе с остатками вина в мусорное ведро.

– Послушай, давай уже закончим дело и уйдем отсюда.

По небольшому боковому коридору они проследовали к уборной с одной кабинкой и встали в очередь за женщиной с маленьким ребенком. Через пару минут те вошли, и Декс с Евой остались одни. Проходивший мимо официант посоветовал им большой туалет за углом, где никого не было, но они дружно улыбнулись и заявили, что не торопятся. Судя по приглушенным крикам из-за двери, малыш капризничал, и ожидание затягивалось. Наконец через пять минут дверь открылась, и Ева вошла внутрь. Заперла дверь и первым делом проверила диктофон – к сожалению, сегодня опять ничего стоящего. Она прислонилась к стене, ощущая спиной через рубашку холодный кафель. Как ей заставить Декса говорить? Чтобы купить свободу, ей нужны подробности: куда идут наркотики, кто их покупает, какое настоящее имя Фиша. Пока ответов не было. Ева спустила воду, вымыла руки, положила пакет с таблетками на держатель для полотенец и вышла. Наступила очередь Декса. Показавшись из-за двери через пару минут, он похлопал себя по карману пальто и сказал:

– Не тяни с остальным, ладно?

– Хорошо, – откликнулась Ева, и они вместе зашагали к выходу – больше на стадионе им делать нечего.

У ворот Декс остановился.

– Послушай, – начал он, – мы оба сейчас на нервах. И ты, в общем-то, права насчет осторожности. – Он махнул в сторону стадиона, где, судя по шуму, уже начался второй период. – Если хочешь, давай встречаться здесь, пока тебе не станет спокойнее.

Теперь, получив желаемое, он явно смягчился и выглядел уже не таким раздраженным. Ее союзник и захватчик. Защитник и тюремщик. Что бы он ни говорил и что бы ни делал, он не был ее другом и беспокоился не о ней, а о себе.

Ева посмотрела на него снизу вверх и сказала с благодарной улыбкой:

– Спасибо, Декс.

Главное – не давать ему повода усомниться в том, что она ведется на его манипуляции. Тогда он не заметит, как она сама манипулирует им.

* * *

Фиш ждал от нее новой партии, однако сегодня ночью Ева решила отложить работу и вместо того, чтобы спуститься в лабораторию, поднялась в кабинет и села за ноутбук. Настигшее ее на стадионе мучительное чувство одиночества – осознание, что рядом нет никого, кто может защитить и вступиться в решающий момент, заявив, что она не плохая и заслуживает второй шанс, – до сих пор не отпускало ее и изводило сомнениями. А возможен ли он вообще, этот второй шанс? Знание дает силу, как сказала Лиз. Ей единственной удалось пробиться сквозь стены, возведенные Евой, и что теперь станет с ними, окрепнут они или падут, Ева и сама не знала.

Приготовившись к худшему (что ее мать справилась с болезнью и счастливо живет в окружении семьи и друзей), Ева ввела в строку поиска ее полное имя – Рэйчел Энн Джеймс. В комнате было темно, горел лишь экран. За окном прошуршала машина, и снова воцарилась тишина, нарушаемая стрекотом сверчков.

Ева нажала «Поиск».

Экран заполнили строчки и фотографии. Ссылки на страницы в «Фейсбуке» и «Твиттере», на сайт Университета Небраски. Ева прокрутила результаты и открыла бесплатный сервис по поиску людей. Обнаружилось восемнадцать человек с таким именем, а вот возраст ни у кого не совпадал: ее матери сейчас должно быть около пятидесяти, а тут либо совсем юные девушки, либо глубокие старухи.

Еву трясло сильнее, чем во время самых опасных передряг с наркотиками. Хотелось бросить бесполезные поиски. Закрыть компьютер, вернуться к работе и все забыть. Впрочем, останавливаться уже поздно – она исправила поисковый запрос: «Рэйчел Энн Джеймс, Калифорния, некролог».

На сей раз первая же ссылка привела ее к цели. На экране появилась заметка из местной газеты Ричмонда, небольшого городка в нескольких милях от Беркли. О причинах смерти ничего не написано, указаны лишь дата и возраст, двадцать семь лет, и добавлено, что «у покойной остались родители, Нэнси и Эрвин Джеймс, проживающие в Ричмонде, штат Калифорния, и брат Максвелл (35)». И ни слова о Еве.

Уставившись в экран, она прислушивалась к пульсации собственной крови. В тот год ей исполнилось восемь. Третья приемная семья. Кармен и Марк. Возвращение в приют. И письмо от монахинь к ее родным. К тому времени ее мать была уже мертва, но бабушка и дедушка, Нэнси и Эрвин, только что освободившиеся от одной непосильной ноши, не стали брать на себя другую. Они отказались принять ее.

Еву так и подмывало распечатать некролог, постучаться к Лиз среди ночи и спросить ее, как это знание способно помочь ей и дать ей силу, если оно обжигает, сжирает ее как огонь, если ее пронизывает мучительная боль, точно от сотен порезов по всему телу.

Конечно, ничего этого Ева делать не стала. Она очистила историю поиска и закрыла компьютер. Комната погрузилась в темноту, а она отправилась работать, спрятав новый шрам на сердце рядом с остальными, за непроницаемыми каменными стенами.

Клэр

26 февраля, суббота