Последний рейс

Денисков посмотрел на распсиховавшегося Авзала Гизатовича, и ему стало смешно: представилось, какая сейчас кутерьма в кипящем мозгу начальника, как шерстит он бедолагу капитана, какие немыслимые наказания сыплет на голову несчастного выпивохи, из-за проклятой доброты которого и ненужной честности теперь погибнет на палубе прекрасная, ценная, валютная обская рыбка. Ах, осетринка на праздничном столе, ах, строганинка из муксуна, замороженного в колодку… боже мой! Денисков рассмеялся. Его смех остудил башкира, Авзал Гизатович напряженно подождал, когда отсмеется этот дурацкий пассажир с таким надоедливым пристальным взглядом, потом безнадежно махнул рукой и бросил в сторону инспектора:

— Не ожидал я от тебя, Владимир, такой свиньи.

Эта тихая примиренческая фраза неожиданно подбросила огня в топку ссоры, теперь завелся инспектор.

— А ты что думал, Авзал! Ты думал, я погоню Кострецкого в Сургут? Мимо буксира? А тут двенадцать тысяч кубиков леса, тысяч! Тут катер на мели, тут люди… лю-ди!

— Мы законно. У нас тоже авария.

— Что-о?.. Это ты называешь аварией! — Володя перевел дыхание. — У нас вон где… авария! — Он показал на гору ящиков под брезентом.

— Еще неизвестно, как войдете в Сургут с этим, — вставил моторист тоном постороннего наблюдателя.

— А я из-за тебя партбилет не намерен выкладывать в горкоме! Плевал я на твою рыбу!

— Да ведь ты добывал ее… Выходит, твоя она, а не моя. Ты инспектор, а не я. Вот как!

Вдруг все успокоились, чего трудно было ожидать в подобной ситуации. Противники словно выкипели, выплеснули наружу скопившуюся за последнее время осадочную злость и теперь переживали тихую пустоту. Лица мужчин расслабились.

Один Никола, не принимавший участия в ссоре, все так же напряженно смотрел из-под шапки в сумрачную даль реки, желваки на скулах выдавали его внутреннюю расчетливую работу: что-то прикидывал, высчитывал, соображал. Наконец он пришел к решению и результаты своей трудной мозговой работы сообщил вслух:

— Вы как знаете, хлопцы… А я пойду до дому, до хаты. Бензину у меня хватит, часа через три-четы-ре буду в Сургуте. Рыбу-то помогнете забросить в лодку?

— Сумасшедший! — процедил Володя.

— Далась ему эта шлюпка! — буркнул Андрей.

— Никола, возьми меня, — по-детски просительно сказал Авзал Гизатович. — К вечеру хоть дома будем, а?..

Моторист повел плечами.

— Боливар двоих не вынесет.

Никола спустился в кубрик, через минуту появился оттуда с рюкзаком, поставил его на капитанский круглый табурет, вытащил из него два больших новеньких мешка. Делал он все это неторопливо, хозяйственно, озабоченно. Глядя на него, Денискову представилось, как Никола аккуратно раскладывает по мешкам рыбу, свой пай…

Холодный поток воздуха ворвался в рубку, разогнав сизое табачное тепло, — появился Кострецкий. Максим Федорович неузнаваемо преобразился. Китель у него был застегнут на все пуговицы, фуражка сидела на голове глухо, по форме, — вообще вид у него был деловой и строгий, а глаза горели молодой заботой. Он приготовился сделать какое-то заявление, но, заметив сборы Николы, сразу оценил обстановку и вопросительно взглянул на инспектора. Володя в ответ пожал плечами: я тут, мол, при чем, собрался человек — пусть катится…

— Та-ак… — Капитан отбросил нерешительность. — Далеко собрался?.. Ты, Никола, опять за свое! А знаешь, что я сделаю с тобой?..

— Ну что ты сделаешь мне? — Никола от такого наскока даже повеселел.

— Я твою дюралевую калошу сейчас прорублю. — Кострецкий спустился в крохотный отсек напротив жилого кубрика, вылез оттуда с большим топором и вышел из рубки.

Никола некоторое время стоял в оцепенении с ухмылкой на лице, потом, очнувшись, бросился вслед за Кострецким на корму, где лежала шлюпка.

Вернулись капитан и Никола вместе. Хохол засунул мешки обратно в рюкзак и со злостью швырнул его вниз, в кубрик.

— Теперь так, — спокойно начал капитан, проследив за полетом рюкзака. — Два-три человека нужно на плот. Двое должны дежурить в машине у ручника…

Никола, Андрей, Борис и сплавщик с буксира, погрузив в шлюпку багры, кувалды, цепи, кованые скобы, пошли к плоту. Сплавщик, ширококостный, квадратный мужик с угреватым простуженным лицом, отодвинул Николу от мотора и медленно повел лодку вдоль плотоматки, серые глаза его с птичьей цепкостью бежали по однообразному скопищу бревен, отмечая в их месиве какой-то ведомый одному ему порядок… непорядок.

— Сплавщиков средь вас нет, че ли? — озабоченно хрипел он, не поворачивая головы. — Дело нехитрое. Это мы счас покажем.

Сплавщик прижал лодку к обоновке, выскочил на плот, бросил на лес связку цепей, скоб, поманил пальцем Андрея:

— Видишь, здесь обоновку вот-вот порвет… Загонишь на скобах между бревнами эту цепь. И там вон, смотри, вишь, пучки разошлись — цепью их сошьешь. Ну, так и пойдешь… Смотри и крепи, понял? Да особ-ливо-то смотри по закрайкам плота, середка и так никуда не девается. Понял, паря?