Оставили Андрея с кувалдой и такелажем. В другом месте мужик опять заметил непорядок, высадил Денискова, без слов кивнул тяжелой головой: делай, дескать, как велено. А сам с Николой погнал шлюпку к хвосту плотоматки, там предстояла особенно ответственная работа: надо было укрепить все хвостовые связи перед тем, как тянуть плот с переката, — не дай бог, порвется в каком месте, не успеешь ликвидировать прореху, вся матка полезет по швам, и уж потом никакими силами не удержишь лес.
Порывистый ветер развернул на одном месте неловко стоявшего Денискова, Борис покрепче угнездил ноги на скользких бревнах бугристого пучка и, чтобы согреться, закурил, сжавшись шалашиком. Пучок под ним метался на нервной волне. Кругом толкался, терся, колыхался лес, сосновые баланы с обманчивой внешностью близнецов; лес этот как будто ожил теперь в своей новой, водяной жизни. Борис посмотрел маркировку пучка, на котором стоял: сосна шла отменная, лучших строительных кондиций. Он вспомнил, как в свое время сбивал пальцы в кровь молотком и долотом, прирабатывая в школьные каникулы на маркировке на нижнем складе в родном лесопункте. Сейчас мажут несмываемой краской, появилась такая. Покурил, нагрузился тяжеленной крепью и неторопливо пошел поперек плотоматки.
Часа через два Андрей, Борис, Никола и сплавщик сошлись у хвостового сигнального фонаря. За это время моторку три раза гоняли на буксир за цепями и скобами: обходчики обнаружили много порванных связей — оно и понятно, столько времени плоты мотало и било на одном месте. Собрались в крохотной переносной будочке, где у сплавщика находилось нехитрое подсобье: плитка с газовым баллончиком, чайник, алюминиевые кружки, кастрюли… Последним подошел Андрей, когда в будочке уже уютно посапывал чайник, а работнички отогревали ладони алюминиевыми кружками с густейшей жидкостью.
— Значит, мужики, сидим крепенько, — с уютными домашними интонациями пояснил сплавщик. — Я тут промерял, пучков десять завязло. Можем порваться. Дак вы не теряйтесь, чуть че.
— Вы-ылезем, — рассудил Никола.
Денисков отметил про себя, что Никола уже отошел от недавней угрюмости, отбросил сургутские помыслы и теперь готов делать все так же обстоятельно и прочно, как всегда привык делать. Сплавщик одобрительно зыркнул на Николу белесыми глазами, а на молодых взглянул с опасливой заботой.
С буксира загудели. И сразу от него отвалил маленький ярославец. Одинокий «Зюйд» на мятежном обском просторе сразу потерялся, выглядел без буксира сиротливо и обиженно.
— Да-а… — с сомнением протянул сплавщик и еще раз окинул строгим взглядом темно-коричневую громаду плотоматки.
— Ничего. Сто пятьдесят лошадиных сил и маневренность что надо! — успокоил его моторист несколько обиженным голосом.
— Вы-ылезем, — повторил свое Никола.
«Зюйд» осторожно прижался к плоту. Капитан вышел на нос и стал совещаться со стоявшим внизу сплавщиком.
— У меня малая осадка, залезу на перекат и попробую подтолкнуть сзади, — решил Кострецкий.
Ярославец и правда подобрался почти к самым крайним справа хвостовым пучкам и начал осторожно отжимать их от мели. В том месте поднялась мутная пена, потом катер окутался черными клубами дыма, что-то затрещало…
— Пор-рвет, шельма! — Сплавщик страдальчески сморщился и кинулся к катеру.
Кострецкий увидел отчаянные жесты сплавщика — сбросил обороты дизеля. «Зюйд» медленно выбрался с мелководья. Капитан стоял на носу катера, а сплавщик, задрав голову, кричал:
— Ну уж, паря, ты уж лучше за цепь… буксиром бери! А то плот порвешь, толкачом-то!
Он прыгнул в шлюпку, принял буксирный трос и, перебирая руками по обоновочным бревнам, добрался до того места, где на самом хвосте плота висела длинная чугунная цепь, которая волочится обычно за плотом по дну реки и держит, не дает рыскать по сторонам хвостовой части каравана. Мужик закрепил буксир за хвостовой трос обоновки, отогнал шлюпку в сторону. «Зюйд» тронулся от плота поперек стрежня, трос натянулся… Вот вытянулись из воды провисшие тросы и цепи, вот разбежались в большие промоины бревна обоновки, постепенно разводья между секциями и самими пучками пропали… — плот сгруппировался.