Последний ряд, место 16

Эта абсолютно формальная и ничего не объясняющая фраза была в данном случае совершенно правдива и точно описывала ситуацию. Они действительно не сошлись характерами. На двадцатом году брака совместная жизнь превратилась в ежедневную цепь выяснения отношений по самым разным, чаще всего пустяковым поводам. Попроси кто-нибудь Габриэля вспомнить конкретную причину разногласий, он не смог бы этого сделать. Воспитание дочери, вопросы юриспруденции и толкование законов, политическая ситуация в Израиле и в мире, выборы в муниципалитет Иерусалима, отношение общества к мигрантам и гомосексуалистам, необходимость есть лук и чеснок, пить много воды и не солить суп для поддержания здоровья… Все становилось причиной сначала споров, затем ссор, перебранок и скандалов. Они спорили ради спора. Даже если их точки зрения по какому-то вопросу совпадали, они находили какую-то мелочь, которая позволяла им встать по разные стороны баррикад. Зачем они это делали? Ведь он любил Дану и любит до сих пор. Да и она, как ему казалось, любит его. Этот вопрос для Габриэля был самым сложным и неразрешимым. Зачем? Зачем? Почему он не уступил? Неужели ему было так важно, будет ли в его супе брюссельская капуста и придут ли к власти в Иерусалиме социалисты? Нет, конечно. Наплевать ему и на капусту со всеми ее витаминами, и на социалистов с их идиотскими идеями политкорректности и всеобщего равенства. Почему всего несколько месяцев назад ему казалось критически важным доказать свою правоту? Неужели это все эго? Воспаленное эго человека, не готовое идти на уступки и называющее любой компромисс слабостью. Неужели оно имеет такую власть над ним? Конечно, имеет, если заставило его, сильного и разумного, как казалось ему самому, человека отказаться от Даны и превратиться в одинокого неухоженного бобыля?!

После развода полковник Лейн оставил жене и дочери иерусалимскую квартиру и переехал в старый дом деда в Моца-Иллит. Он убеждал себя, что «так даже лучше и спокойнее», что жизнь за городом в маленьком поселке с тенистыми улочками, по которым не носятся днем и ночью потоки машин, с видом на Иерусалимские горы, чрезвычайно полезна при его сумасшедшем ритме работы. Да и Алина не нервничает из-за их бесконечных ссор. Но он знал, что это неправда. Им всем стало хуже. Ему уж точно. Тревожнее. И просто хуже. И все тут.

Так и не ответив на вопрос дочери, Габриэль выбрался из кресла.

– Я пойду переоденусь, и будем ужинать. Что у нас на ужин?

Габриэль поцеловал дочь в лоб (она при этом не оторвалась от своего вязания) и пошел к дому.

– Старый Хельмут приготовил баварский гуляш. Я ему помогала. Чистила картошку на гарнир.

Удивленный Габриэль остановился на пороге.

– Баварский гуляш?! С томатно-чесночной подливой?! Отлично. Я буду готов через полчаса.

– Кстати, звонила мама.

Габриэль, уже поднявший ногу, чтобы сделать шаг, был вынужден ее опустить.

– Когда?

– Час назад. Сказала, что ей срочно нужно с тобой поговорить.

Габриэль открыл дверь и шагнул в дом.

– Так позвони ей и пригласи на ужин. Только скажи, чтобы поторопилась. Я голодный как волк.

Алина виновато пожала плечами.

– Я уже пригласила. Вернее, старый Хельмут. Он с ней говорил. А ты решил, что он для нас готовит свой баварский гуляш?

Габриэль смешно выпятил вперед нижнюю губу и развел руками.

– Ну, честно говоря…

Алина откровенно усмехнулась и покачала головой. Дескать, как неразумны эти пожилые родители.

– Мама скоро приедет. – Она опять взялась за свои спицы. – Так что поторопись с душем.

* * *

Дана приехала через сорок минут. Алина уже успела накрыть на стол, а Габриэль, приняв душ и зачесав назад черные, не тронутые сединой волосы, надел цветастый свитер, привезенный Даной из Парижа два года назад. После того как все расселись за большим столом в гостиной, Хельмут Лейн торжественно внес большой поднос, на котором стояло блюдо с дымящимся мясом и два блюда поменьше, с жареным картофелем и кислой капустой.

– Сегодня у нас традиционный баварский ужин, – провозгласил он, расставляя на столе блюда, и обратился к Алине: – Это тебе, девочка, не ваши современные булки с бифштексом.

Хельмут улыбнулся, отчего его худые щеки, перерезанные глубокими морщинами, разошлись в стороны, открыв крупные желтые и явно свои зубы. Тяжелой рукой он погладил Алину по голове, и та бросила на старика теплый взгляд.

Дана впервые увидела Хельмута Лейна через неделю после того, как начала встречаться с Габриэлем. В тот вечер они были в театре «Иерусалим», потом гуляли по аллеям парка «Рехавия», пока Дана окончательно не закоченела. Они забрались в машину Габриэля, он включил печку и притянул Дану к себе. Она не сопротивлялась. Но, когда он попытался расстегнуть блузку, отпрянула. Не в машине же, стоящей у тротуара в центре города, должен произойти их первый сексуальный контакт.

– Поехали ко мне, – предложил Габриэль.

– Куда к тебе?

Габриэль жил с родителями в центре города в большой пятикомнатной квартире на улице Пророков.

– Ко мне в Моца-Иллит, – таинственно подмигнул он и включил мотор.

– У тебя дом в Моца-Иллит? – удивилась Дана.