Последний ряд, место 16

– Девятому каналу. В программе Пини Райхеля о новых технологиях было интервью с ним. Вот я и подумал: может, и мне заняться производством таких протезов? Или хотя бы их ремонтом. Что думаешь?

– Не знаю, папа, – сказала Дана, пытаясь оставаться строгой и делая вид, будто обдумывает идею отца. – Я ничего не слышала об этих протезах. Но там наверняка огромное количество всякой дорогой электроники, каких-то новых технологий. Всех этих чипов и микросхем.

– Конечно, – согласился отец. – Но это все-таки моя специальность. Все эти чипы и микросхемы.

– Это так. Но тебе придется покупать право на использование многих технологий. А это может вырасти в серьезные затраты.

– Я об этом не подумал, – смутился отец. По его лицу пробежала тучка. Неожиданное препятствие на пути к реализации идеи его явно огорчало. Но его решимость никуда не делась. – Я ведь не спешу, – заявил он. – К тому моменту, когда я буду готов начать производство, многое может измениться. В том числе и с правами на изобретения. Ты ведь поможешь мне с юридическими вопросами?

– Конечно, помогу. Когда придет время, можешь на меня рассчитывать, – бодро ответила Дана, понимая, что делать ей, скорее всего, ничего не придется и это начинание отца отправится в небытие, как и многие другие его начинания.

Живя в Советском Союзе, Генрих Шварц был скромным инженером и без особого блеска занимался проектированием сложных оптических систем на приборостроительном заводе в Ленинграде. Перебравшись за три года до развала Советского Союза в Израиль, он решил не жить, как большинство других новоприбывших, на «корзину абсорбции», а начать работать как можно скорее. Еще в Ленинграде он посещал подпольные курсы иврита и довольно прилично овладел языком. Сразу после приезда Генрих разослал в десятки компаний свое קורות חיים[43]. Одна из отправок сработала, и уже через месяц после переезда «уважаемый господин Шварц» был приглашен на собеседование в компанию «Рафаэль Инжениринг», где и начал работать в должности младшего инженера в отделе, занимающемся проектированием ракетных двигателей. Всего через несколько месяцев руководители огромной компании поняли, что в лице нового младшего инженера они получили курицу, несущую золотые яйца. В Генрихе Шварце проснулся рационализатор и изобретатель, который почему-то никак не желал проявлять себя на ленинградском заводе. Одно за другим Генрих выдавал изобретения и рационализаторские предложения и получал патенты, которые бережно складывал в верхний ящик письменного стола. Уже через три года его перевели в отдел, который занимался новым для того времени делом – проектировал беспилотные самолеты и катера. «Представляете, девочки! – говорил он за ужином жене и дочери, поднимая над столом руку с зажатой в ней вилкой. – Мы начнем выпускать самолеты, которым не нужен пилот. Вернее, пилот нужен, но он будет находиться не в самолете, а на земле. В уютном и безопасном помещении. Это революция, настоящая революция». Девятилетняя Дана еще не могла оценить важность этого революционного изменения. Жена Вера кивала и радовалась не столько будущим переменам в жизни человечества, сколько очередному повышению зарплаты супруга. К этому времени Генрих Шварц зарабатывал вполне прилично даже по израильским меркам. Это давало возможность Вере не работать и даже задуматься о рождении второго ребенка. Она привела этот план в исполнение в 1996 году, когда в возрасте 35 лет родила мальчика. Преодолев сопротивление супруга (мечтавшего назвать мальчика Яном), она назвала сына Борисом в честь своего покойного отца.

А Генрих Шварц продолжал свое победное восхождение по карьерной лестнице. В начале нового века он уже занимал пост начальника отдела. Тогда-то и появилось у него острое желание «прекратить работать на дядю» и открыть собственный бизнес. Почему у него возникло такое желание, не знал никто. Вера Борисовна подозревала, что виной всему ее родной племянник Миша, приехавший в Израиль с родителями через четыре года после них, и ставший в короткие сроки владельцем процветающей компании, и сколотивший к тому времени свой первый миллион. В какой-то момент Генрих заявил о готовности реализовать свои планы, но на пути его увольнения по собственному желанию каменой стеной встала Вера Борисовна, заявившая, что никогда не позволит супругу, сделавшему такую карьеру в огромной фирме, «совершить роковую глупость и уйти на вольные хлеба».

«Если бы ты тяжело работал, если бы ты выбивался из сил, если бы твоя работа была связана с унижением твоего человеческого достоинства, если бы ты был вынужден работать по ночам и без выходных, я бы первая заставила тебя написать заявление об уходе, – заявила она. – Но сейчас! Ты едешь на работу к девяти и возвращаешься в четыре, ты имеешь все социальные блага, от отпуска до пенсионных отчислений, ты пользуешься уважением коллег и начальства. И потому я говорю тебе: Нет, нет и нет! В конце концов, через двадцать лет ты выходишь на пенсию. Тебе будет 67, ты будешь еще молод и, дай бог, здоров. Вот тогда и займешься бизнесом».