Последний ряд, место 16

Вера Розенталь встретила своего Генриха в Ленинграде, куда приехала учиться на педагога английского и французского языков из родной Одессы. 11 ноября 1982 года ровно в 9 утра Вера, внесенная в списки деканата и строго предупрежденная об ответственности за неявку, пришла на траурный митинг по случаю смерти генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. «Общественно-политическое мероприятие» затянулось не на шутку. Один оратор сменял на трибуне другого. Все партийные и комсомольские лидеры города считали своим долгом сказать несколько теплых и проникновенных слов в память о «гениальном продолжателе дела великого Ленина». Через полтора часа Вера с ужасом почувствовала, что леденеет. Ее легкое пальто, подбитое ватином и считавшееся в южной Одессе «зимним», было совершенно беззащитно против ноябрьского ленинградского мороза. Покинуть митинг было невозможно. Дежурные с красными повязками на рукавах строго следили за «своими» студентами. Сначала Вера топала ногами, пыталась прыгать и бить себя по плечам и бокам, но под яростным взглядом декана смирилась, решив, подобно древним святым, молча принять все, что ей уготовано свыше, и моля только об одном – чтобы все обошлось простудой, гриппом, в крайнем случае воспалением легких, но без менингита, обморожения конечностей, сопровождаемого гангреной, и каких-либо других ужасов. В какой-то момент она осознала, что силы оставляют ее и сознание тихо уплывает куда-то в сторону. Вера пошатнулась и, конечно, упала бы, если бы не стоящий сбоку незнакомый черноволосый парень. Сначала он крепко подхватил ее за локоть и не позволил рухнуть, а потом вдруг резким движением разорвал пакет, который держал в руках, и извлек из него огромное пушистое одеяло неопределенного желто-коричневого цвета. Не говоря ни слова, парень закутал задубевшую Веру в теплую и мягкую шерсть. Размеров одеяла хватило на то, чтобы обернуть его два раза вокруг стройной фигурки Веры, да еще и накрыть голову так, что наружу торчал только нос. Вера молча наблюдала за этой процедурой, а когда попыталась что-то сказать, парень сделал ей знак, чтобы молчала.

– На нас и так смотрят, – шепнул он. – Потом поговорим.

Он обнял Веру за талию. Вроде только для того, чтобы не упало одеяло, но притиснул ее к себе явно крепче, чем требовалось. Она попробовала пискнуть, но парень вновь приложил палец в замшевой перчатке к губам.

– Не надо ничего говорить. Леонид Ильич умер. Мы должны скорбеть.

От такой наглости Вера потеряла дар речи. Тем более что в горле уже саднило и произнесение каждого слова давалось с трудом. Так, в обнимку, они и простояли еще час. Наконец последний оратор закончил пламенную речь, ведущий митинга попросил всех присутствующих застыть в минуте молчания, после чего митинг был объявлен закрытым. Молодой наглец разжал объятия, и одеяло чуть не свалилось с плеч Веры.

– Здравствуйте! – сказал молодой человек. – Меня зовут Генрих. Я учусь в политехническом институте на четвертом курсе. Одеяло я получил на почте по дороге на митинг. Его мне прислали родители из Баку. Я ответил на все вопросы?

Вера уже пришла в себя.

– Нет. Кто вам позволил заворачивать меня в одеяло и обнимать меня?

– Элементарное сострадание, – усмехнулся молодой человек. – Видели бы вы себя. Белая, дрожащая. А у меня одеяло под рукой. Да еще какое! Чистая верблюжья шерсть. Я же не зверь. А что касается объятий… – Парень помедлил. – Это да, это я дал маху. Теперь как честный человек я должен на вас жениться. Я готов. И делаю вам предложение. Выходите за меня замуж.

Вере сразу стало жарко в ее легком пальтишке.

– Вы смеетесь? Вы же даже не знаете, как меня зовут.

– А какое это имеет значение? – рассудительно произнес парень. – Я готов жениться на вас при любом имени.

– Даже если меня зовут… – Вера помедлила, подбирая имя посмешнее, – Клеопатра?

– Даже если Клеопатра, – после секундного колебания заявил парень. – Тогда я буду звать вас Клео. Или Пати. Как захотите.

С тех пор они не расставались. Зимой 1983 года накануне свадьбы Вера решила показать своего избранника маме, и они поехали в Одессу. Дождавшись, пока смущенный бурной встречей Генрих отправится в душевую, Роза Павловна увлекла дочь в спальню.

– Хороший парень, – констатировала она. – И где теперь таких делают?

Вера хотела что-то сказать, но мама не ждала ответа.

– Как его фамилия?

– Шварц.

– Это хорошо, – одобрила Роза Павловна и пояснила: – Фактиш эйдиш энгель[44]. А как зовут его родителей?

– Отца зовут Наум Шварц, а маму, – Вера покосилась на мать, предчувствуя бурю, – Фарида Гусейнова.

– Как? – От удивления Роза Павловна даже присела.

– Фарида Гусейнова, – повторила Вера и пояснила: – Она азербайджанка.

– Это я уже поняла. – Мама кивнула. – Я уже все поняла. Твоя мама не дура и еще не сошла с ума. Мы будем иметь мусульманскую свекровь. Ой вей из мир![45] Только этого мне не хватало!

– Чего тебе не хватало? – рассердилась Вера. – Его родители хорошие люди. Интеллигентные. Что ты причитаешь?