Последний ряд, место 16

– Хорошо, расскажу подробнее, – согласился Михайлов. – Хотя особенно рассказывать нечего. Месяц назад со мной связался этот журналист. Обычно я не беседую с журналистами, но он был очень настойчив. Звонил чуть ли не каждый день и убеждал мою секретаршу, что беседа с ним гораздо важнее для меня, чем для него. Он так надоел, что в конце концов я согласился поговорить с ним. Голованов заявил, что у него есть компромат на меня по делу о продаже трех домов в Подмосковье, и попросил прокомментировать. Я ответил, что комментировать нечего, потому что я даже не понимаю, о чем идет речь. Я действительно продал три дома, стоящих на одном участке в хорошем районе Подмосковья. Что тут комментировать? Я не живу в Москве, дома там мне не нужны. Если я приезжаю в Москву, у меня есть квартира в центре. Но Голованов заявил, что у него есть документы, которые доказывают, что я эти дома не продал, а передал бесплатно компании, которую контролирует высокопоставленный российский чиновник. То есть, по сути дела, я дал этому чиновнику взятку. Более того, у него якобы есть документы, говорящие о том, за что именно была дана эта взятка. Я хотел просто повесить трубку, но Голованов заявил, что опубликует документы с моим комментарием или без него. Честно говоря, это было для меня крайне нежелательно…

– Почему? – неожиданно спросила Дана.

Михайлов бросил на нее любопытный взгляд.

– Потому что я не люблю, когда мое имя треплет пресса. Он опубликует свою глупость, а мне потом надо публиковать опровержение. Я не люблю оправдываться и считаю, что любой оправдывающийся всегда проигрывает.

– А почему бы не подать в суд за клевету?

Михайлов усмехнулся.

– Суд, уважаемый стажер и консультант полиции, будет идти несколько лет. К моменту его окончания все позабудут, с чего все начиналось. Редакция опубликует опровержение мелким шрифтом на пятой странице. Меня это не интересует. Как и выигранные деньги. Мне надо, чтобы мое имя оставалось незапятнанным сегодня. Потому я и попросил этого журналиста прислать мне документы.

– И он прислал? – попытался перехватить инициативу Эльдад Канц.

– Прислал. И связался со мной. Я сказал, что комментировать мне по-прежнему нечего. Потому что все его документы – просто фальшивка. Мои подписи явно подделаны. Тогда он заявил, что может приехать в Израиль, предъявить мне оригиналы и даже заплатить за экспертизу моего почерка. Так мы и договорились.

Михайлов замолчал и перевел взгляд с Эльдада на Дану, но те сидели с одинаково сосредоточенными лицами.

– После приезда в Иерусалим, – продолжил Михайлов, – Голованов связался со мной, и мы назначили встречу, которая состоялась позавчера в двенадцать. В этом самом кабинете.

– И что? – не выдержал Эльдад.

– И ничего, – усмехнулся Михайлов и кивнул стройной блондинке в серых узких брючках, появившейся в двери с подносом. Девушка поставила перед ним чашку кофе и вазочку с печеньем и вышла. – Ничего, – повторил Михайлов. – Пусто-пусто. Как я и предполагал. Все так называемые документы оказались полной чепухой. Я показал Голованову документы с моей оригинальной подписью, и он сразу понял, что никакая экспертиза не нужна. Его документы – подделка. Причем довольно грубая. Я ему сказал: «Ты хочешь это публиковать? Публикуй! Но имей в виду, люди, которые передали тебе эти документы, тебя обманули. Подсунули фальшивку. Я пойду в суд. И это будет уже не обвинение в клевете, от которого можно отделаться штрафом. Это будет обвинение в подделке документов. А это – реальный срок». Он скис и начал скулить, что прилетел в Израиль и сильно потратился. Я понял, что он хочет денег. Я спросил, устроят ли его десять тысяч евро. Он аж подпрыгнул от восторга. По-моему, он рассчитывал тысячи на три. Взял деньги, оставил мне все документы и ушел. Вот и вся встреча.

– За что же вы заплатили десять тысяч евро, если его документы были подделкой? – строго спросил Эльдад, оторвавшись от своего блокнота.

– Я заплатил за спокойствие, – с мягкой улыбкой бесконечно уставшего человека произнес Михайлов. – Не дай я ему вообще ничего, он мог бы опубликовать свою статью. Либо без документов, чтобы не навлекать на себя обвинение в подделке. Либо сопроводив документы припиской, что не ручается за их подлинность, а публикует в том виде, в котором получил. Тогда мне пришлось бы оправдываться, лететь в Москву, давать какие-то интервью. Я бы потерял время, нервы и деньги. А так я потерял только деньги. От шулеров и мелкого жулья лучше откупаться. Во всяком случае, проще.

Дана внимательно наблюдала за Михайловым.

– Вы со мной не согласны? – бизнесмен повернулся к Дане.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Меня никогда не шантажировали. И с шулерами я тоже не оказывалась за одним столом.

– А меня шантажировали! – резко произнес Михайлов и сложил пальцы в кулак, словно грозя всем шантажистам, с которыми ему пришлось встретиться на жизненном пути.

Впрочем, длилась эта вспышка гнева всего несколько секунд. Он улыбнулся и, желая оправдать неожиданный всплеск эмоций, заговорил мягким голосом дедушки, наставляющего шаловливого внука: