Последний роман Владимира Высоцкого

Слава богу, среди «сырих» при Театре на Таганке и вокруг него встречались не только «сумашеч-ч-ч-чие». Например, такая славная девочка, как Оля Ширяева. Впервые она переступила порог театра еще будучи девятиклассницей. С тех пор, с 1965 года, регулярно вела дневники и фотохроники, посвященные Таганке и, естественно, Высоцкому.

Вот лишь малый фрагмент из ее дневников: «24.01.67 – в канун Володиного дня рождения я собиралась дарить ему свой перевод избранных сцен «Преследования и убийства Жан-Поля Марата…» Петера Вайса, который три вечера подряд печатала на машинке одним пальцем… В антракте я нашла Володю. Он стоял в длинной очереди в актерском буфете. Вокруг было много народу, масса свидетелей. Я подала ему пакет, но предусмотрительно попросила, чтобы он пока не смотрел, что там, потому что я от смущения провалюсь сквозь землю. Говорила всякие поздравительные слова, а Володя благодарил, хотя не знал за что. Я быстро убежала…»

«16.09.67. На улице я увидела Высоцкого. Он так радостно улыбался, что я подумала, что за мной идет кто-то из его друзей. Но позади никого не было. Когда я протянула ему фотографии, которые не сумела отдать на сотых «Павших», он сказал: «Нет, ты погоди с этим, ты лучше скажи, как твои дела, как ты учишься?»

Мне кажется, что у людей вроде Володи, вокруг которых полным-полно поклонников, очень мало настоящих друзей и людей, искренне преданных. Мне хочется думать, что он знает, что я безгранично ему верю. Вот он сказал, что ему интересен Шекспир, и я тут же перечитала все собрание сочинений, как до этого перечитала Маяковского, Брехта и многое другое. Мне хочется набраться смелости, подойти и сказать ему, «что от чувств на земле нет отбою, что в руках моих – плеск из фойе». И хочется верить, что ему это нужно, ведь это так надо всем».

Валерий Золотухин, благословляя публикацию Олиных хроник, писал: «Она не сразу согласилась передать в газету свои дневниковые записи. Согласилась, лишь когда ей очень серьезно объяснили: это тоже документ времени. Пишите, девочки…» Смешная девочка, трогательная, самоотверженная, верная. Спасибо ей.

…Вышли во двор, вдруг из дома выходит девочка лет шестнадцати. В новом белом платье. Молодая, красивая. Впервые, наверное, вышла в таком наряде и очень смущалась. Володя это увидел. Подходит к ней. Она его узнала. Он взял ее руку, поцеловал и сказал: «Вы сегодня самая великолепная». И она как будто полетела на крыльях…

Этот полет своими глазами видели Вадим Туманов и Леонид Мончинский в Иркутске во время сибирского путешествия Высоцкого.

Не менее примечательны и другие наблюдения. Драматург Михаил Рощин, вспоминая свою маму и Высоцкого, писал: «Он таким, как она, безмужним, работящим, выволокшим на плечах детей и войну, настоявшимся с барахлом по рынкам, не гулявшим с майорами за чулки и тушенку, – им и в подушку-то пореветь не было сил – вот таким, как она, он попадал, ударял в самое сердце. Мать его выделила и приняла сразу, услышала, поняла… Мы свет выключали, сидели в обнимку по углам, уходили на кухню, на лестницу, – вижу его с гитарой, сидящим у матери в ногах, он поет, она слушает, бра на стенке горит, обернутое газетой. Мать то носом зашмыгает, прослезится над «жалостной» песней, то захохочет и просит повторить: «Как? Как?» И он опять споет, и раз, и два – пожалуйста: «Она ж хрипит, она же грязная, и глаз подбит, и ноги разные, всегда одета, как уборщица. – А мне плевать, мне очень хочется»…»

Нередко именно представительницы слабого и прекрасного пола становились организаторами его выступлений, и его самыми заботливыми опекуншами.

Наталья Преображенская, услышав в 1971 году Высоцкого в киевском Доме ученых, дала себе слово: во что бы то ни стало уговорить его выступить в ее институте микробиологии и вирусологии: «Пробралась за кулисы и, когда Владимир Семенович выходил из гримерки, обратилась к нему с просьбой. Он выслушал меня и, улыбаясь, спросил: «Вы же меня слышали, зачем же еще приглашаете?» – «Хочу поделиться счастьем с другими!» – ответила я, и, расстроганный таким ответом, Высоцкий согласился…»

Встретились они у гостиницы «Украина». В дороге Наташа предупредила, чтобы гость не удивился, увидев «товарищей ученых» не в белых халатах, а в фуфайках и сапогах – многие приедут на концерт прямо с уборки картошки.

Выйдя на сцену, он попросил не записывать выступление и не аплодировать, чтобы больше успеть спеть. Пел, как обычно, полтора часа. «В конце Владимир Семенович, – вспоминала Преображенская, – сказал: «Мне тут Наташа рассказала, что вы были на картошке. Обещаю вам, что к следующему выступлению, если, конечно, вы меня пригласите, обязательно напишу песню об этом…» И действительно, выступая через некоторое время перед киевскими «доцентами с кандидатами», Высоцкий спел обещанное: