Последний рубеж

Это прозвучало так, словно у Ричарда уже заготовлен план, и Джоанна внезапно почувствовала тревогу. Самыми видными союзниками Филиппа были Балдуин, новый граф Фландрский, и Раймунд, новый граф Тулузский. Хотя она всегда знала, что Раймунд де Сен-Жиль явный враг их семьи, но сейчас поняла, что не хочет видеть, как брат поведет против Раймунда армию. Неужто Ричард и в самом деле намерен выдвинуть претензии их матери на Тулузу, как делали оба мужа Алиеноры? Джоанна не сомневалась, что Ричард одержит победу, если встретится с Раймундом на поле боя. Оставалось надеяться, что до этого не дойдет. Джоанне совсем не хотелось видеть, как беспечных, жизнелюбивых обитателей солнечного юга и их обаятельного и такого противоречивого графа постигнут ужасы войны. Она отвернулась, чтобы никто не заметил ее печали, вновь слыша тягучий медовый голос, шепчущий ей на ухо: «Прощай, моя прекрасная трусиха».

Джон едва не захлопал в ладоши, когда Ричард наконец встал и сказал, что уже поздно. Обхватив стройную талию Беренгарии, король стал прощаться с гостями. Джон подумал, что королевская чета выглядит истинным воплощением супружеской гармонии. Но только ли он один заметил, как мало внимания уделял Ричард своей жене? Глядя на Беренгарию, он подумал: «Нет, здесь я не одинок».

Гости уже потянулись к помосту, когда в конце зала поднялась какая-то суета. Через мгновение в двери ввалились мужчины в заляпанных дорожной грязью плащах и меховых шапках, каких Ричард не видел с тех пор, как покинул Германию. Он сделал шаг им навстречу, но племянница опередила его. Подобрав юбки, Рихенца пронеслась через зал и бросилась в объятия одного из вновь прибывших. Остальные гости выглядели встревоженными, некоторые пораженными. Но еще до того, как юноша снял шапку, явив спутанные темные волосы, покрасневшее от холода лицо и улыбку, осветившую весь зал, Ричард узнал его:

– Боже милостивый, это же Отто!

Отто устремился к помосту вместе с висящей на руке сестрой. Глаза Рихенцы блестели от слез. Когда Отто попытался преклонить колено, Ричард тут же поднял его и заключил в объятия. Тогда юноша попробовал встать на колено перед бабушкой, но Алиенора тоже не позволила, и вместо этого расцеловала его. Поднялась такая суматоха, что лишь через некоторое время Отто смог заверить всех, что император отпустил и его маленького брата, и тот уехал к Генрику в Саксонию.

– Но я отправился прямо к тебе, дядя, – сказал он Ричарду. – Вернулся домой.

Ричард представил Отто Джоанне и Беренгарии, и, оглядевшись, подозвал познакомиться с кузеном своего сына Филиппа. Вздорным анжуйцам редко доводилось наслаждаться такими сентиментальными моментами семейного воссоединения. И ликование усилилось, когда Отто сообщил Беренгарии, что Генрих согласился отпустить и ее брата Фернандо. Когда пришел его черед, Джон поприветствовал племянника улыбкой и объятиями. Но в его ушах продолжали раздаваться сказанные в эйфории слова Отто: «Я отправился прямо к тебе, дядя. Вернулся домой».

Глава IX Граница Нормандии

Март 1196 г.

Констанция знала, что бароны-бретонцы не обрадуются ее встрече с королем Англии, поскольку категорически возражают против идеи отправить Артура к английскому королевскому двору. Она понимала их страхи, ведь и сама всегда ненавидела семью Жоффруа. Ричарду Констанция не доверяла, как и этой гордой стерве, его мамаше, и не хотела, чтобы Артур запутался в их паутине. И все же… Артуру девять, самое время получить воспитание при дворе знатного сеньора, и ее материнские инстинкты спорили с долгой, длиной в целую жизнь, обидой на Анжуйскую династию.

Если королева не подарит Ричарду сына, согласие Констанции отослать Артура ко двору английского короля сильно увеличит его шансы стать наследником трона. Она хотела, чтобы, став совершеннолетним, Артур управлял Бретанью. Но перед ним открывалась великая дорога, которую не удалось пройти его отцу: стать английским королем и править империей.

Обернувшись в седле, она бросила взгляд на скачущих рядом мужчин: Андре де Витре, его брата Алена де Динан-Витре, Жоффруа де Шатобриана, Гийома де Лоэка, епископа Ваннского. Они понимали, что обязаны повиноваться вызову Ричарда, поскольку подчинялись ему как герцогу Нормандскому. Если она решит передать Ричарду опеку над сыном, они согласятся, хотя им это и не нравится. Как, впрочем, и ей самой. Она старалась избегать даже думать об этом – за исключением дней, когда впадала в опасное искушение, мечтая о короне для сына. Жоффруа хотел бы ее для Артура. В этом она не сомневалась – амбиции жгли ее мужа как пламя. Но Ричард уже забрал у нее под опеку дочь. Под силу ли ей отдать ему сына? А как будет лучше для самого Артура? Для Бретани?