Последний рубеж

— Для меня «наши» — земляне, — спокойно ответил Харднетт. — Земляне, а также те люди, которые стремятся стать землянами. Те, кто собрался плыть в нашем кильватере.

— А те, кто не хочет? Кто они?

— Никто. Для меня — никто.

— Отвратительно все это. Просто отвратительно…

— Что именно?

— Все! — Парень начал заводиться. — Абсолютно все, что вы творите. Ну, взять, допустим, ту же Прохту…

— Ну-ну, — усмехнулся полковник. — Возьми. Только не надорвись.

— Чего вы туда лезете?

Харднетт пожал плечами:

— Тут просто. Помогаем тем, кто объявил себя землянами.

— Но это же жалкая кучка! Большинство-то не хотят.

— И что?

— Пусть они между собой сначала разберутся.

— Это как?

— Ну как… Демократически. Как еще?

— Тот есть — голосованием? В смысле — массовым и свободным волеизъявлением?

Парень кивнул:

— Им самым.

— Забавные слова говоришь, — усмехнулся Харднетт. Посмотрел на паренька внимательней и вдруг спросил: — Сколько тебе?

— Зачем это вам? — напрягся связист.

— Сколько?

— Ну, двадцать четыре.

— Большой уже мальчик. Подружка есть?

— Нет.

— Нет?! — удивился Харднетт. Покачал изумленно головой и подмигнул: — Если у тебя нет подружки, значит, у кого-то их две… Ладно, не тушуйся. Будет когда-нибудь у тебя подружка. Обязательно будет. Или гей?

Парень вздрогнул и, отметая подобные подозрения, быстро сказал:

— Ну, допустим, будет у меня подружка. И что с того? При чем тут все это?

— При чем? А вот при чем. Будет у тебя подружка. И будешь ты ее любить. И она тебя будет любить. И дело до того дойдет, что однажды ты сделаешь ей предложение. А она возьмет и даст тебе свое согласие. Почему бы не дать? Такому-то красавцу да не дать? Глупо не дать. Да?

Парень по-прежнему недоумевал:

— Не пойму, сэр, к чему это вы?

— А к тому, — вздохнул Харднетт, — что однажды вы решите пожениться. Вы-то решите, а ее родители возьмут и скажут — нет. Скажут, что не пара ты ей. Скажут, рылом не вышел. Может такое случиться? Легко. Сплошь и рядом такое происходит. Подруга твоя, конечно, взбрыкнет — не без этого. Завизжит, что у вас-де любовь. Мать в ответ наорет на нее последними словами. Потом отцу: «Да она у нас под кого попало ложится!» Отец с дивана сползет и кулаком дочурке по лицу, чтоб не дурила. Вот так вот — кулаком и по лицу. И еще раз по лицу. И еще раз. Реализуя волю демократичного большинства — по лицу, по лицу, по лицу. В мясню! В кровь!.. Вот такая, понимаешь, любовь. Как говорится, нет повести печальнее на свете. Сечешь, о чем толкую?

— Вы… Вы…

— Ну?

— Вы, сэр, казуист!

— Возможно. Казуист и путаник. Только знаешь что?

— Что?

— Сейчас сформулирую. — Харднетт сделал вид, что напряженно думает. — Все, сформулировал. Записывай.

Парень хмыкнул:

— Так запомню.

— Ладно, запоминай. Так вот. Демократия — это не диктат большинства. Демократия — это охрана прав меньшинства. Вот так. Хорошо сказал?

Парень не ответил, какое-то время молчал, потом, уставившись в угол, устало сказал:

— Все у вас, сэр, как-то… Шиворот-навыворот. Я, признаться, уже запутался.

Воинственный пыл его угас, он заметно успокоился и выглядел растерянным. Видимо, какая-то озвученная полковником мысль подействовала на молодого связиста, как укол сульфазина с аминазином на буйнопомешанного.

— Я и сам, когда в этом тумане маяк теряю, путаюсь, — признался Харднетт. — Потому стараюсь об этих делах лишний раз не думать. И тебе не советую. Искренне… Нейрокомпьютер и тот не лишен внутреннего конфликта. А ведь искусственный. Что уж там о нас-то говорить…

— Вы, сэр, какой-то странный.

— В смысле?

— Вроде из Чрезвычайной, а какой-то…

— Какой?

— На злодея не очень похожи.

— Это потому что зла вокруг столько, что на него у меня зла не хватает. Кстати, знаешь, где мы в ловушку попадаем?

— Где?

— А вот послушай. Мы все знаем, что делать, когда ударят по левой щеке. Все. Абсолютно. Ты ведь знаешь?

— Ну знаю. Простить и подставить правую… Вроде так.

— Во-от! И тебя научили. А тому, что делать, когда по щеке бьют не тебя, а другого — этому научили? — Харднетт снял с рукава прилипший обрывок бумаги. Поиграл его наэлектризованностью, бросил на пол и спросил: — Что делать, когда по щеке бьют твою любимую?.. Ну или не любимую, а, допустим, матушку? Или ребенка? Твоего ли, чужого ли — неважно. Что тогда делать? Знаешь?

Парень пожал плечами.

— Не знаешь, — заключил полковник. — И я не знаю. Никто не знает. А когда не знаешь, как поступить, лучше поступать по закону. Согласен?

— Законы люди пишут, и применяют их тоже люди, — упавшим голосом произнес парень. — Людям свойственно ошибаться.

— Не спорю. Бывает. Допустимые издержки.