Последний рывок

Ну вот, не дали поговорить! Ничего, дорога длинная, успеем. Да и потом ещё встретимся, наверное, и не раз… Интересно, зачем я начдиву занадобился? Ладно, скоро узнаем…

* * *

— И как я должен обращаться к вам, сударь? Господин штабс-капитан или господин подполковник? — Генерал отчасти был в курсе, кто я такой, и именно поэтому не давал выхода начальственному гневу, только обдал волной ядовитого сарказма.

— Штабс-капитан Пупкин, ваше превосходительство.

— А не перебарщиваете ли вы там у себя в столицах со всяческими секретными игрищами? Тут, знаете ли, фронт, ведутся боевые действия! А вы театры устраиваете с переодеваниями, прямо костюмированные балы, да и только! Я, конечно, принимаю во внимание, что нам, грешным, не всё дозволено знать, но вашими стараниями во вверенной мне дивизии происходят какие-то непонятные события, о которых я узнаю последним и пост-фактум! Может, объяснитесь, зачем лично полезли к туркам, ранение получили, в плен попали? А если бы всё хуже обернулось?..

Кажется, дяденька перепугался, что его из-за столичного гостя в неудобную позу поставят и будут в винительном падеже склонять…

— Разрешите доложить, ваше превосходительство! Этой ночью по вашему приказанию группа пластунов под командованием подъесаула Антипова совершила вылазку на вражеские позиции. В результате умелых действий казаков уничтожено до двух взводов турецкой пехоты, добыты многочисленные трофеи, включая пулемёт, захвачены ценные документы и взят в плен офицер.

Намёк на единоличное получение всех плюшек и аплодисментов благосклонно принимается к сведению, и господин генерал слегка убирает громкость, сменив гнев на милость:

— Вы везучий человек, Денис Анатольевич. Но рисковать вот так, без оглядки, право слово, не стоит. У каждого везения есть свой предел…

Что-то слишком часто за последние сутки мне про моё везение рассказывают! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!..

— …И позвольте спросить, что за катавасию вы затеяли со своим погибшим солдатом? Что за особый гроб из кровельного железа? Почему нельзя его похоронить, как других?..

— Ваше превосходительство, погиб мой боевой товарищ, и я должен доставить его тело в батальон! То, что он носил погоны унтер-офицера, ничего не меняет! Если у Военного ведомства нет денег, я сам оплачу транспортировку!

— Хорошо, хорошо, я отдам необходимые распоряжения, — генерал даёт понять, что со столичным парвеню он ссориться по пустякам не намерен, но и подобные умозаключения ему абсолютно чужды и непонятны, затем не удерживается от ядовитой шпильки: — А вот привести себя в подобающий вид вам всё-таки придётся. Я доложил о происшедшем начальству, мне телефонировали, что его высочество великий князь Николай Николаевич ждёт вас с докладом…

Блин, если бы такую оперативность в боях проявляли, войну давно бы выиграли. Хотя нам всё равно через Тифлис ехать, заглянем к Ник Нику, не развалимся…

Глава 24

Иду чередой лестниц и коридоров по Воронцовскому дворцу в сопровождении адъютанта Конвоя наместника сотника Перекотия. Молодого, но, судя по Георгию на черкеске, уже понюхавшего достаточно пороха. На входе казак-часовой довольно сурово осведомился о цели прибытия, затем объявил в телефонную трубку «радостную весть» о том, что его высокоблагородия подполковник Гуров прибыл на аудиенцию к его императорскому высочеству наместнику государя императора на Кавказе. Несмотря на то, что страной рулит регент. Интересный штришок, однако…

Прибывший по вызову сотник представился, внимательно изучил предъявленное удостоверение и повёл в «святая святых» — рабочий кабинет великого князя Николая Николаевича, одновременно конвоируя и показывая дорогу. Интересно, он всех так встречает, или для моей скромной персоны сделали исключение?..

Приоткрыв дверь, ИО начкара, или помдежа, заглянул внутрь и, видимо, получив «добро», пропустил меня вперёд и удалился, считая свою миссию удачно выполненной. В «предбаннике» было немноголюдно. Цивильный молодой человек благообразной наружности и с очень серьёзным выражением лица играл в апостола Петра, то бишь восседал за письменным столом у входа в кабинет и предавался излюбленному занятию всех секретарей-референтов и прочих рукамиводящих лодырей — работал с документами. Помимо него, сидя на стульях, маялись ничегонеделанием ещё трое. Генерал-майор с полковником, очень напоминавшие внешним видом и повадками Тарапуньку и Штепселя, и лицо кавказской национальности в традиционной черческе, пытавшееся найти равновесие между чувством собственной значимости и тревожным ожиданием вызова на ковёр к местному небожителю.

— Полковник Гуров-Томский? — Благообразный открывает внушительных видов гроссбух и внимательно смотрит на меня.

— Подполковник Гуров, командир первого отдельного Нарочанского батальона, — подтверждаю его догадку.

— Будьте любезны, ваши документы. — Чувствуется, что ему до смерти надоела эта рутина, но, как говорится, положение обязывает и никуда от этого не деться.

Снова достаю и протягиваю удостоверение, замечая заинтересованные взгляды парочки в погонах.