Последний сад Англии

Ее золовка выдохнула: — То, как ты горюешь, Диана, это чересчур. Все это безвылазное обитание в детской комнате, словно мисс Хэвишем. мисс Аддертон говорит, ты несколько недель ничего толком не ела. А судя по тому, в каком состоянии твои волосы, до внешнего вида тебе больше дела нет.

— Не ты ли старалась заставить нас всех отдать все для фронта, все для победы?

— Ты ведешь себя непристойно, — сказала Синтия.

— Я горюю по моему сыну, — сказала Диана.

Синтия воздела руки: — Горюешь точно так же эгоистично, как всегда!

Диана вскочила на ноги, джемперок Робина чуть было не соскользнул на пол, но она подхватила его и потрясла им перед собой: — Его больше нет!

— И моего брата тоже больше нет, и сестры рядового Уилторпа, и сына миссис Джордж, у огромного множества людей тоже нету больше тех, кого они любили, — доказывала Синтия, — Не нормально то, как ты запираешься на долгие недели, когда происходит что-нибудь плохое.

— Не тебе указывать мне, как горевать мне по моему сыну, — огрызнулась Диана.

— Я не….

— Мюррей должен быть здесь, — голос Дианы сломался, — У него не было права уходить добровольцем, не обсудивши это сначала со мной. Он не оставил ни Робину, ни мне ни минуты на то, чтобы обсудить это его решение, а когда сообщил мне о том, что натворил, уже ничего было не изменить. Мой муж настолько не уважал мое мнение, что ушел на войну и там дал себя убить. А теперь мой сын мертв. И ты думаешь, я веду себя эгоистично потому, что провожу время, оплакивая его? Как ты смеешь.

— Я даже не подозревала, что Мюррей не поговорил с тобой, прежде чем пошел добровольцем, — сказала Синтия очень тихо.

Диана вскинула подбородок: — Если б ты хоть раз когда-нибудь обеспокоилась тем, чтоб спросить про это, я бы тебе давно рассказала.

— Мне жаль Мюррея и мне жаль Робина, — Диане показалось, что эти слова прозвучали так, как если бы их клещами вытаскивали у ее золовки, словно ее губам было больно их произносить, но, тем не менее, они были сказаны, — Я оставлю тебя.

Диана отвернулась к окну.

Горе, как очень плотный туман, снова объяло ее, стиснуло сильно. В следующее мгновение она услышала, как снова открылась и закрылась дверь.

— Вечер добрый, миссис Саймондс, — сказала мисс Аддертон, когда часы в коридоре пробили пол-восьмого. Кухаркаиха всегда приносила поднос с едой столь регулярно, и для Дианы это стало столь привычным, что раньше она едва бы заметила ее приход, но в этот раз она не никак могла выбросить из памяти те слова Синтии, они неумолчным эхом звучали в ее голове.

Эгоистка.

— Благодарю.

Она обернулась как раз вовремя, чтобы заметить, как напряглись плечи у мисс Аддертон под ее синим платьем. Диана сообразила, что, вероятно, впервые за много недель заговорила с кухаркаихой.

мисс Аддертон сложила руки за спиной и затем повернулась к хозяйке, на лице она сумела изобразить улыбку, довольно милую, но в уголках губ пряталась боль.

— На ужин медальон из свинины со свеклой и картофелем, — сказала мисс Аддертон.

Диане дела не было до ужина. Она кашлянула, прочищая пересохшее горло: — Как Ваш племянник?

Кухаркаиха немедленно уставилась в пол: — Бобби чувствует себя хорошо, настолько, насколько этого можно ожидать.

— Принимая во внимание все то, что ему пришлось пережить, я бы предположила, что это означает, что ему вовсе не хорошо, — сказала она.

— Он плохо спит. Его часто мучают кошмары, — призналась мисс Аддертон.

— Понимаю.

Кухаркаиха помялась, но затем сказала: — Он теперь снова стал очень тихий. Таким же, как тогда, когда только приехал, до того, как начал играть с….

Сердце Дианы сжалось, когда мисс Аддертон резко умолкла. До того, как он начал играть с Робином.

Эта женщина смотрела на нее, ожидая, что она что-нибудь скажет в ответ. Она знала, что ей следует что-то ответить. Это был тот случай, когда предполагалось, что настоящая леди произнесет какую-нибудь банальность. Но Диана не смогла придумать ни одной банальности — она больше не в силах была сохранять приличествовавшее леди достоинство. Вместо этого она проговорила: — Благодарю вас, мисс Аддертон. Можете идти.

Кухаркаиха кивнула, а когда дверь за ней тихо закрылась, Диана заплакала.

Винсента

Вероятно, октябрь

Хайбери Хаус

Я не знаю, какой сегодня день недели, не знаю и какое сегодня число — Мне это больше не важно. Я не делала записей в дневнике много дней — да и как можно записать самый худший день в жизни?

Я знала, что мое время в Хайбери Хаус подходит к концу. Особенно остро я это почувствовала, когда стояла на земле, влажной от росы, и беседовала с мистером Хиллоком, планируя, какие растения высадить сейчас, чтобы они взошли следующей весной, — дни стали короче.

— Нарциссы будут подготовлены к посадке на следующей неделе, если мы получим эту партию вовремя, — сказал он.

— Я выслала письмо брату четыре недели назад, спросила его про луковицы нарциссов. Сегодня я снова напишу ему и узнаю, почему возникла эта задержка с их отправкой, — пообещала я.

— Этим утром О’Мэлли доложил мне, что для Зимнего сада земля подготовлена, — сказал он.